"Встреча с прошлым"

Кристиан стоял возле окна, заложив руки в карманы, и со скептичным выражением лица смотрел на улицу. Там шел оживленный спор между двумя шоферами столкнувшихся машин на тему «А ты кто такой?».
– Честное слово, сейчас ему двинут по балде, – предрек он наконец и потер подбородок. – А может, и не двинут. Может, наконец доблестные сотрудники автоинспекции нагрянут и выпишут обоим штраф? Им бы, дуракам, уезжать скорее, пока полиция не стала разбираться, кто нарушил правила дорожного движения, а не выяснять отношения.
Кристиан с досадой покачал головой и повернулся в комнату. Как раз в этот миг в контору влетел лохматый Рекс с высунутым языком и в знак приветствия с разбега налетел на Кристиана и принялся его вылизывать.
– Горе ты мое луковое, – вздохнул он, попытавшись увернуться. – Ну что ты кидаешься на людей? Я же на тебя не кидаюсь! А ну веди себя прилично! Рекс!! Я плохо стою на ногах. Ты слишком тяжелый.
Рекс последний раз лизнул его в щеку и опустился на все четыре лапы, победно виляя хвостом. В двери возник Алекс с рассеянным выражением лица и поздоровался:
– А, Крис, тебя уже настигли лапы правосудия?
– Точнее, язык правосудия, – мрачно проворчал тот, отряхивая костюм от шерсти. – Он меня обслюнявил с ног до головы. Ты вовремя, меня бы съели. Ты что, не кормил его? Он уже на людей кидается.
– Как Рекса не корми, а он все на Бёка бросается, – улыбнулся Алекс и покровительственно потрепал довольного пса по голове. – Хороший Рексик.
– Да, и в следующий раз не смущайся, Рексик, добивай Кристиана! – в тон ему продолжил Бёк. – На что он нам сдался? А так хоть повеселишься!
– Хватит, – отмахнулся Алекс. Он окинул взглядом одежду друга и вдруг таинственно захихикал. Кристиан приподнял одну бровь и скрестил руки на груди.
– У меня что, на лбу написано: «Дурак»? Что так тебя развеселило?
– Классный галстук, – пояснил Алекс со смехом. – Жертва сюрреализма.
– Не смешно, – проворчал Кристиан и одернул галстук – он был темно-синий с какими-то разводами и геометрическими фигурами. – Это я только сегодня одел, потому что утром она была у меня. Больше такого дурака не сваляю, не радуйся.
– Утром? – захлопал глазами Алекс и улыбнулся еще шире. – А что она у тебя делала в такую рань? Давай догадаюсь: вчера вечером, конечно, был гололед, и ты ее не пустил домой…все верно…То-то я смотрю, ты какой-то сонный…Я-то думал, тебе соседи спать мешали.
Кристиан скроил непрошибаемую мину и сделал вид, что не понимает, о чем речь. Потом он вдруг тоже заметил что-то во внешности Алекса, и в его глазах сверкнуло злорадство.
– Шарфы нынче в моде. Особенно в полосочку. Какая прелесть, Господи помилуй! – старушечьим голосом сказал он и на всякий случай ретировался в противоположный угол комнаты. Алекс с тоской посмотрел на шарф, обмотанный вокруг его шеи, и проворчал:
– Все-таки поиздевался. Ну хорошо, я тебе это припомню.
– Жертва Моники, – радостно продолжал Кристиан, давясь от смеха.
– Рекс, взять его, – лениво сказал Алекс и сердито посмотрел на веселого Бёка. Рекс с готовностью сделал вид, что сейчас накинется на него, а Кристиан занял позицию поближе к двери и оттуда, не удержавшись, добавил:
– Ты на сейм вольных художников намылился, Шарф В Полосочку? А где же твой французский берет?
– Фас, – скомандовал Алекс, разозлившись. Бёк скрылся за дверью, покатываясь со смеху, а Рекс кинулся за ним, излучая дикое разудалое веселье.
Алекс размотал шарф и закинул его на вешалку. Это был подарок Моники на Новый год, и чтобы не обидеть свою любимую ему приходилось носить это, хотя шарфы вообще и полосатые в частности Алекс терпеть не мог. Из коридора некоторое время слышалось радостное урчание и прыжки, а также мольбы изнемогающего от смеха Кристиана: «Рекс, сдаюсь!.. Рекс!!! Я сейчас просто лопну со смеху, как вспомню твоего полосатого хозяина…» Алекс нахмурился и тяжко вздохнул.
– А где же та, что выпустила тебя в жестокий мир в таком виде? – сказала голова Кристиана, возникая в дверях.
– Не появляйся мне на глаза, пока не отойду, ехидная твоя физиономия, – мрачно ответил Алекс и исподлобья посмотрел на довольного друга. – Моника пошла за булочками.
– И как это ты ее одну отпустил? Странно…
– Попробуй удержи ее, если она что-то решила…– проворчал Алекс. – На сей раз она решила прогуляться.
– Привет! – радостно поздоровалась Моника, едва не вприскочку влетая в контору. – Погода – класс! Снег идет, брр… обожаю зиму со снегом! Прикольный галстук, Крис, тебе идет.
– Спасибо, – с чувством ответил он. В его глазах мелькнули чертики, и он добавил: – Это ты выбрала Алексу шарф? Красота, да и только…
Алекс сердито воззрился на него, твердо решив про себя отомстить, а Моника просияла и победно взглянула на мужа.
– Правда, ему идет? Мне тоже так кажется, – она попробовала пригладить сердито торчащий вихор на его макушке, правда, безуспешно. – Милый, почему ты размотал горло? Оно же у тебя болело утром? Я боюсь, ты заболеваешь.
– Уже не болит, – поспешно отозвался Алекс и жалобно улыбнулся. – Честное слово, солнышко.
– Как хорошо, надо же… – промурлыкала она себе под нос, задумчиво выгружая булочки из кулька. – Рекс, хочешь булочку? Боже, ну у кого я спрашиваю… Держи, разбойник. Алекс, ты поговорил с шефом?
– Нет, но собираюсь. Я пока думаю, что ему сказать.
– А что случилось? – поинтересовался Кристиан, упорно делая вид, что не замечает хищных взглядов Рекса на его булочку.
– Мы собираемся взять отгул на пару дней, – сообщила Моника.
– Пару дней?
– Ну…на недельку, – поправилась Моника, улыбнувшись.
– А ты поработаешь вместо нас, – злорадно добавил Алекс. – Даже Рекса мы оставим тебе. Живи да радуйся.
– А вы куда денетесь? – спросил Бёк, которому не светило разбирать завал дел в одиночку. Но он упорно делал вид, что все нормально, чтобы не порадовать Алекса.
– Я хочу съездить к бабуле, – пояснила Моника и тут же погрустнела.
– Чудесно. Тебе бы радоваться.
– А я рада. Разве не видно?
Кристиан пожал плечами и многозначительно промолчал. А Моника вдруг задумалась – в самом деле, а она радуется, что поедет домой? «Ну конечно, да, – уверенно заявил внутренний голос. – Я так соскучилась по бабуленьке…» Потом она представила себе, как тяжело будет уезжать, оставляя старушку в абсолютном одиночестве, и сердце ее сжалось. «Но чтобы уехать, нужно хотя бы приехать! – тут же отмахнулась от мрачных мыслей она. – Все будет хорошо». Моника вздохнула и отвлеклась от своих раздумий – она вдруг почувствовала, что Алекс целует ее в висок и вслед за этим говорит:
– Ну, я пошел. Надеюсь, что шеф сегодня добрый.
– Удачи, дорогой, – пожелала Моника.
– Удачи, – улыбнулся вредный Кристиан.
– Не подлизывайся, не поможет, – строго ответил ему Алекс и вышел из конторы.
– Па-а-адумаешь, – протянул Кристиан и гордо поднял голову. – Я, может, из вежливости сказал.
– Только как я поеду, я просто не представляю, – озабоченно сказала Моника, пытаясь поймать по кусочкам изображение своего лица в зеркальце пудреницы.
– То есть как?
– Ну, собираться в дорогу я всегда не любила, хочу сказать. Никогда не знаю, что взять. И беру много лишнего, а потом уже вспоминаю, что основное-то и не захватила. Придется везти с собой огромный чемодан с моими шмотками…а я еще над бабулей смеялась…
Моника вздохнула и защелкнула пудреницу, установив, что макияж в полном порядке.
– Мы сегодня немного раньше уйдем, ладно, Крис? А то я так и не успею определиться, брать мне с собой весь шкаф или не стоит.
– Да пожалуйста. Мне торопиться некуда.
– А с Рексом ты справишься? Понимаешь, мы бы взяли его с собой, но везти его с собой в самолете будет проблемой.
– Справлюсь как-нибудь, – утешил ее Кристиан и для пущей убедительности погладил Рекса, который смешно пыхтел, часто дыша.
– Будем надеяться, – вздохнула Моника. Она уныло села за свой стол и стала нехотя разбирать завал бумажек и папок. – Сколько работы… – протянула она.– Я не успею все сегодня.
– Я доделаю, – самоотверженно предложил Кристиан.
Моника, в общем-то, на это и рассчитывала и радостно улыбнулась.
– Здорово! Спасибо.
Работать она, по-видимому, совсем передумала и принялась сосредоточенно протирать мышку дезинфицирующей салфеткой. В последнее время ей почему-то постоянно хотелось вытирать пыль, стирать и вообще чистить все окружающее. По этой причине страдать приходилось Рексу, которого она теперь требовала купать каждый Божий день.
В комнату вошел Алекс, и вид у него был несколько удивленный.
– Странно, но факт: шеф отпустил нас на все четыре стороны, – с места в карьер заявил он. Моника лучезарно заулыбалась.
– Ура! Если честно, я боялась, он и слушать не станет.
– Он сказал, сейчас расследований мало, в основном надо разбираться с канцелярской рутиной, а с этим справятся и без нас, – Алекс улыбнулся и хитро взглянул на Кристиана. – Прости, господин Бёк, но тебе придется поработать как следует.
Алекс торжествовал, что ему удалось отомстить Кристиану за его издевательства. Но Бёк дружелюбно улыбался и выглядел вполне спокойным, что несколько омрачало злорадство Алекса.
– Ну что ж, поработаем, – стальным голосом энтузиаста заявил Бёк и закопался в бумажки. – Погода прекрасная. Жизнь хороша.
Алекс приуныл, что ему не удалось сломить оптимизм друга, и тоже сел за компьютер.


– Рекс, что такое? – лениво спросил Алекс, не отрывая взгляда от телевизора. – Рекс! Ну что? Ты порвешь мне штаны, Моника будет недовольна.
Но пес не слушал. Он хотел поиграть с хозяином и потому активно мешал смотреть ему телевизор, пытаясь стащить Алекса с дивана за штанину и очень недвусмысленно попискивая резиновым мячиком.
– Ре-е-екс, – протянул Алекс и наконец взглянул на него. Тот склонил голову набок и заурчал. Алекс невольно улыбнулся и вздохнул. – Ну ладно. Все равно фильм идиотский. Давай сюда мячик.
На это Рекс радостно взвизгнул и убежал от него, не выпуская игрушки из зубов.
– Ах ты пройдоха, – засмеялся Алекс и пошел за ним. – Все-таки втянул меня в игру.
Бегая по дому от Алекса, Рекс ненавязчиво привел его в спальню, где сердито шебуршала Моника, собирая чемодан. Хозяева немножко поспорили и разошлись в разные комнаты, а пес решил их помирить. Спор был как всегда очень глупый – Монике надо было пить прописанные ей врачом витамины, а она из непонятного упрямства «забывала» принимать лекарство, и Алекс отчаялся уговаривать ее. Обиженно заметив, что Алекс постоянно защищает докторшу с ее «идиотскими указаниями», Моника гордо удалилась в спальню.
Очутившись в спальне, Алекс задумался. Он смотрел на Монику, которая с сосредоточенным видом стояла возле открытого шкафа и гипнотизировала взглядом множество «плечиков» с одеждой. Алекса она не заметила, так как стояла к двери спиной и была слишком поглощена своими мыслями. А ему вдруг ужасно захотелось обнять ее, несмотря на ее упрямство. «Почему мы всегда ссоримся по таким глупым поводам?!» – удивился он сам себе.
– Черт знает что такое, – пробормотала Моника со вздохом, осознавая, что выбрать одежду ей без небольшого перекура не удастся. Она отступила от шкафа на шаг и тут же попала прямо в руки Алексу, который технично подкрался к ней и обнял ее, прижав ее спиной к своей груди. Причем проделал всю операцию настолько осторожно, что Моника даже не поняла, что происходит.
– Как ты меня напугал, – вздохнула она, из последних сил удерживая обиженный тон. На самом деле ей было ни капельки не страшно, зато тепло и приятно. Она расслабилась и даже закрыла глаза, незаметно для самой себя блаженно улыбнувшись.
– Ты все еще не собралась? – поинтересовался Алекс, прижимаясь щекой к ее виску. Моника нахмурилась.
– Я не знаю, что мне брать. Это какой-то кошмар. Ведь по крайней мере четыре пары брюк и четыре юбки я точно должна взять...
– А нельзя меньше, солнышко? Ты же не будешь носить и брюки и юбку сразу.
– Так в том-то и вся соль: я ведь не знаю, что я захочу надеть, – вздохнула Моника, задумчиво поглаживая горячую руку Алекса под рукавом его свитера.– Но это полбеды. Блузок мне придется брать не меньше шести, чтобы не ходить всю неделю в одном и том же. И надо взять что-нибудь теплое, мало ли какая погода будет.
– Милая, так все это добро свободно поместится в чемодан!
– Но ведь у меня к каждому комплекту одежды отдельный комплект белья, обувь, сумочки разные, в конце концов! Куда это девать?
Алекс засмеялся. Он решительно не понял всей глубины проблемы.
– Вот ты улыбаешься, а куда впихнуть твои вещи, если весь чемодан заполнится моей одеждой? – недовольно сказала Моника и оглянулась на него.
– Дорогая, ну, я не думаю, что зубная щетка, бритва и пара носков и белья займут так много места.
Теперь уже засмеялась Моника.
– Боже, ну и комплект!.. Джентльменский набор…
– Зато не надо ломать голову. Все взвешено и продумано.
– Может, это у холостяков все продумано, но тебе, родной мой, я не позволю ехать в таком виде. Ты представляешь, во что превратится твоя рубашка к концу недели? Похоже, мне придется еще и думать над твоим гардеробом. Ну-ка отпусти меня, надо браться за дело.
Видимо, перспектива покомандовать Алексом вселила в Монику вдохновенье. Она мягко высвободилась из рук Алекса, к полному его неудовольствию, и приступила к сбору его вещей.
– Кстати, – Алекс нахмурился, – еще есть время вернуть авиабилеты. Ты уверена, что тебе можно летать?
– Конечно, а что такого? – Моника невинно взглянула на него, прижав подбородком воротник складываемой рубашки.
– Я даже не спросил у твоего врача, а вдруг тебе вредны полеты?
– Послушай, давай не будем опять об этой противной тетке, – попросила она, упорно глядя в чемодан.
– Ты все еще ревнуешь?
Моника вспыхнула.
– Делать мне больше нечего!..
– Тогда почему выполняешь все ее указания с точностью до наоборот?
– Ничего подобного. Так получается.
– Мон, не уходи от ответа. Ты пользуешься моей бездарностью по вопросам о беременных и отлыниваешь. Я боюсь, что в самолете тебе станет плохо. Давай лучше поедем в поезде, от греха подальше.
Моника вздохнула и отрешенно бросила в чемодан связку тощих, сморщенных после стирки носков.
– Терпеть не могу поездов… Они на меня нагоняют тоску… Алекс… тебе, может, кажется, что я капризничаю и специально тебя достаю, но я действительно уверена, что во время полета ничего не случится, – Моника ласково обняла уставшего от ее капризов мужа и закрыла глаза. – Не могу я поездом…у меня плохие ассоциации. Когда мне было пять лет, мы с папой ехали зачем-то в Вену, а я ушла гулять по вагону, пока он отвернулся, и чуть не потерялась.
– Ну, теперь тебе это не грозит, – заверил ее Алекс. – Я буду тебя крепко держать. Поверь, от меня еще никому не удавалось удрать.
Моника настолько замучилась со сбором вещей, что решила не спорить. Она невинно взглянула Алексу в глаза и улыбнулась.
– Это мы еще успеем решить. У нас еще полно времени.
– Да разве же ты передумаешь? – с подозрением спросил Алекс.
– Все может быть. Лучше б ты меня поцеловал, чем сомневаться.
Этим Алекс всегда был готов заняться, и Рекс удовлетворенно заурчал – теперь уж точно мир, его миссия выполнена. Он подхватил в зубы свой резиновый желтенький мячик-пищалку и гордо удалился, страшно довольный собой.


– Рекс, хватит хулиганить, – строго сказал Кристиан веселому псу, который отчаянно мешал ему работать. – Рекс, иди повороши бумажки на столе твоего хозяина, его все равно нет. Ну Рекс же!!! Ну отдай хотя бы папку с фотографиями. Тебе что, приятно смотреть на физиономии убийц в профиль и анфас?! Ты балуешься, а мне эти фотки до зарезу нужны.
Никакой реакции не последовало. Пес сделал вид, что не понимает, чего от него хотят. Кристиан шумно вздохнул и отложил карандаш. Потом он испытующе взглянул на Рекса и покачал головой.
– Ох ты мучитель… Ну что мне с тобой делать? Ты пользуешься тем, что я не выспался, потому что проторчал в аэропорту черт знает сколько с утра пораньше? И тебе не стыдно, Рекс?
«Мои хозяева тоже торчали в аэропорту, они же не знали, что рейс из-за снегопада перенесут на полтора часа, и то они так не ворчат, наверно», – отвернулся Рекс.
– Не отдашь папку? – угрожающе спросил Кристиан, начиная злиться.
Рекс гавкнул и склонил голову набок. Бёк понял, что толку от этого хитреца от не добьется.
– Ну ладно же! Я тебя предупреждал, – грозно сказал тогда он. Рекс навострил уши и напрягся – интересно, что же выдумал Кристиан? Он был готов уже схватить в зубы нужную другу папку, которая в данный момент лежала под шерстяным пузом пса, а потом побежать с ней в коридор, но Бёк вопреки своему угрожающему тону даже не встал, а только устало стал дочитывать скучную бумажку. «Что за фокусы?» – удивился Рекс. Кристиан не шевелился. Он продолжал читать как ни в чем не бывало и словно забыл о своем разговоре с Рексом. Но пес продолжал держать ушки на макушке, он чуял подвох и ожидал сейчас от усыпляющего его бдительность друга резкого выпада. Вдруг Кристиан резко двинул стулом, словно собрался встать и броситься к Рексу. Пес отреагировал немедленно – не дождавшись, что же дальше, он соскочил со своей лежанки и хотел уже схватить в зубы папку и задать стрекача, но неожиданно заметил, что Кристиан продолжает сидеть за столом. Мало того, он безуспешно пытался спрятать торжествующую улыбку, и Рекс опешил. «В чем дело-то?!» – недоумевал он. Пока он удивлялся – а длилось это всего пару секунд – и потерял бдительность, Бёк резко вскочил и беспрепятственно схватил покинутую на лежанке папку, нагретую теплом Рекса. Пес обиженно взвизгнул и прыгнул на друга, но было поздно. Драгоценная папка, за которую шла ожесточенная борьба титанов вот уже пятнадцать минут, была коварно похищена.
Кристиан был чрезвычайно доволен собой и просто светился от счастья.
– Ну что, Рекс, один-ноль в мою пользу? Я победил.
Рекс был оскорблен до глубины души. «Я с ним поиграть хотел, а этот мне все испортил!» – с невыразимой досадой подумал он и так осуждающе, обиженно и даже жалобно взглянул на Кристиана, что его радость моментально угасла. Невозможно было выдержать такой несчастный взгляд умных карих глаз пса, и Кристиан почувствовал себя последним подлецом.
– О, нет, Рекс, ну не огорчайся! – взмолился он, пытаясь приблизиться к Рексу.
Тот уязвлено тявкнул и отвернулся. Кристиан вздохнул и осторожно погладил его по лохматой шее.
– Рекс, ну ладно, не сердись, – втолковывал он. Пес не шевелился, только навострил уши, прислушиваясь. Теперь все зависело от интонации и слов друга. «Если раскаялся, так и быть прощу», – снисходительно подумал он. – Рекс, хорошо, мы оба были неправы. Ты мешал мне работать, я сорвал тебе игру, – недовольное урчание. – Гм. Ну ладно, сдаюсь. Я выиграл битву, стащив у тебя мою папку, но проиграл войну, не выдержав твоего жалобного взгляда.
Теперь Рекс был доволен извинениями и весело посмотрел на друга. «Все-таки ты хороший», – решил пес, укладывая поудобнее свою морду у него на коленях и блаженно закрыв глаза. Кристиан был рад перемирию и дружески почесал ему за ухом, получив в ответ благодарное урчание.
– Ничего, Рексик. Хороший пес. Интересно, как там полет твоих хозяев… Надеюсь, все в порядке.
Рекс тявкнул. «Конечно в порядке, а если б они на поезде поехали, было бы плохо, вот хозяйка как отбивалась», – подумал он и недовольно поерзал.
– Ну, раз ты так считаешь, значит, все хорошо, – улыбнулся Кристиан.


Светило яркое солнце, воздух был прохладный и безветренный. Обыкновенные домики с красными черепичными крышами и присыпанные снегом деревья казались веселыми и приветливыми, солнечные лучи освещали все теплым ласковым светом. Моника с интересом смотрела на дорогу из окна такси. Ее сердце замирало, ей хотелось ерзать на сидении. Почему-то она ощущала легкий озноб, который никак не могла унять, и во все глаза подмечала каждую деталь в проносящемся за окном пейзаже. Монику переполняло нетерпение, хотелось поскорее увидеть бабушку в привычном с детства интерьере – на кухне с веселым разноцветным кафелем на стенах и милыми уютными прихватками, висящими рядком над газовой плитой.
– Посмотри, вот это дом моей первой учительницы, – восторженно поясняла Моника, притянув Алекса к окну. – Она три года не решалась перекрасить свой домик из зеленого в красный. А сейчас все-таки решилась, надо же! Правда, красивый цвет получился?
Алекс не возражал и покорно соглашался с Моникой. Он понимал, что сейчас любая мелочь вызывает в ней целую гамму эмоций и море воспоминаний, и только про себя удивлялся ее терпению. Сам он не любил возвращаться к прошлому, не позволял ворошить свои воспоминания – что было, то прошло, нет нужды переживать какие-то старые события и чувства заново.
Но Моника, напротив, была рада снова увидеть свой родной город, где с каждым домиком был связан хотя бы маленький осколок ее жизни.
– Красиво, – одобрил Алекс, с улыбкой изучая профиль Моники вместо того, чтобы смотреть на демонстрируемые ею достопримечательности.
– Конечно, красиво! – радостно подтвердила она и прижалась к его плечу. – Может, не так пафосно, как в Вене, но тут тоже жутко мило.
Шофер такси в немой тоске кусал губы. Его распирало рассказать что-нибудь из истории города, даже доказать его превосходство над Веной, но он не мог решиться встрять в разговор этих молодых людей – видавший виды таксист признал в Алексе полицейского или даже работника спецслужб и потому не рискнул объявить, что Вена чем-то хуже Граца.
– Вот! Приехали! – Моника большими глазами смотрела на приближающийся темно-красный домик с белыми наличниками окон, белой дверью и белыми перилами лесенки. Ее сердце бешено заколотилось, и она сжала руку Алекса. – Вот мы…и дома… – пробормотала она с растерянной улыбкой.
– Ты что же, волнуешься? – ласково спросил он.
– Да нет, с чего мне…я совершенно спокойна.
– И поэтому дрожишь? От непоколебимого спокойствия? – улыбнулся Алекс. Моника вздохнула. – Все будет хорошо. Ну, пошли?
Выгрузившись из такси, Алекс и Моника некоторое время постояли во дворе перед домом, собираясь с духом. Моника, затаив дыхание, крутила головой по сторонам и ее восторженные глаза напоминали Алексу пуговки на ее плюшевом медвежонке.
– Смотри, это мое любимое дерево! – важно сказала она наконец и с умилением погладила потрескавшуюся мозаичную кору ствола. Оно было старинное, с развесистыми ветками, и Алекс сразу сообразил, что по нему лазить – одно удовольствие. – С него я упала только один раз, когда слезала отсюда с глупым котенком, которого снимала чуть ли не с верхушки. А теперь угадай, чей был этот дурной котенок, если бабуля всегда была категорически против всех пушистых питомцев?
– Неужели фрау Гехольц? – рассмеялся Алекс. Моника удовлетворенно кивнула и улыбнулась.
– Ты у меня все-таки умница. Я тебя ужасно люблю. Ну что, вперед? Тебе придется выслушать много моей болтовни...и не только моей, впрочем… Ты готов, милый?
Алекс деловито кивнул. Он принял под руку Монику и бодро пошел к дому, волоча за собой огромный чемодан на колесиках. На полпути к дому Моника вдруг потянула его за руку и заговорщицки сказала:
– Лекс, а давай пойдем через черный ход? Я всегда оттуда входила. Бабулю напугаем немножко. Давай?
– Если только она не сильно напугается… Ох и любишь ты всякие неожиданности, солнышко…
– Конечно. Так ведь интересней!

– Да что ты его терпишь, милочка? Его давно пора либо воспитать, либо отпустить на все четыре стороны! Как она такое ему позволяет, ума не приложу. Ну конечно, ведь это кино. Чего только не придумают, чтобы разжечь интерес зрителей. Смотреть противно, – досадовала бабуля, тем не менее с живым интересом глядя в телевизор, где девушка и какой-то молодой человек с прической а-ля «по мне прошлась газонокосилка» ссорились, мирились и целовались вот уже десятую серию. Фрау Хайек невыразимо страдала за них, в то же время не переставая возмущаться безобразному поведению парня, и давала сочувственные напутствия неразумной девушке с пластмассовой прокуренной улыбкой и явно накладными ресницами. Но эта дура не слушала разумные советы взволнованной старушки и продолжала не замечать очевидного под самым носом и отчаянно страдать.
– Господи, это уже невыносимо! – рассердилась наконец бабушка и гневно встала с кресла. Дело в том, что в самом разгаре событий пустили рекламу страхового агентства, демонстрирующего всякие ужасы, от которых гарантировалась защита, а фрау Хайек раздражала реклама и пугали подобные катастрофы. Поэтому она, продолжая ворчать себе под нос, отправилась на кухню поставить чайник.
– Боже правый!.. – ахнула она, застыв в дверях.
За круглым кухонным столом мило сидели Алекс и Моника, воркуя о чем-то вполголоса, а на плите уже недовольно сопел пузатый блестящий чайник. В первую секунду несчастной старушке показалось, что у нее галлюцинации, которые обязаны рассеяться, но потом привидение Моники заметило ее в дверях, приветственно помахало ручкой и радостно сказало:
– Бабуленька! Здравствуй!
Бабуленька в ответ на это охнула, схватилась за сердце и осела на стул.
– Ты…ты, проказница…несносная девчонка… – простонала она.
Моника растерялась, а Алекс подошел к старушке и встревоженно спросил:
– Вы в порядке, фрау Хайек?
– Нет…у меня сердце трепыхается где-то в пятках…Боже…
Тут же вслед за этим она закрыла глаза ладонью и залилась веселым смехом. Напряженное выражение сошло с лица Моники, и она тоже засмеялась.
– Ох ты, шкода, ты сведешь свою старенькую бабулю с ума, – еле вымолвила фрау Хайек. – Я уже думала, что у меня поехала крыша…Доберусь я до тебя, непослушная девчонка…О Боже, у меня от смеха уже болит бок…воды…
Алекс, который не мог не порадоваться здоровому чувству юмора бабушки, с готовностью протянул ей стакан воды. Все еще сотрясаясь от смеха и покачивая головой, она поблагодарила и сделала пару глотков, после чего глубоко и облегченно вздохнула.
– Господи…Ну надо же, так разыграть меня, – весело молвила она, вытирая слезы. – Отшлепала бы я тебя, шалунью, но я слишком рада вас обоих видеть.
Моника просияла и накинулась на бабушку. Она была счастлива, что ее шутка удалась, а бабуля не сердится.
– Ох-ох, – вздохнула фрау Хайек, погладив по голове внучку своей морщинистой лапкой. – Давно я так не смеялась. Ну-ка дай на себя взглянуть. И что вы оба до сих пор сидите тут, как мышки, даже не разделись, – забеспокоилась бабуля. – Вы же устали, наверно! Спасибо, хоть чайник поставили…
Продолжая причитать, бабуля услала развеселившихся супругов в прихожую, а сама принялась деятельно греметь посудой и метаться по кухне.
– Вот видишь, а ты боялся, что она рассердится, – радостно прошептала Моника Алексу в прихожей.
– Просто повезло, что у нее такое чувство юмора, всегда бы так, – усмехнулся тот. Моника строго посмотрела на него.
– А ты что же, думаешь, что у меня бабушка сердитая? Вот увидишь, она просто золото.
– Эй вы, а ну хватит сплетничать! – прогремело золото из кухни. – Чай стынет, а они там Бог весть чем заняты!
Алекс беззвучно покатился со смеху, а Моника нахмурилась.
– Ну…иногда она бывает невыносима, но… – она махнула рукой и пожала плечами. – Да что там, ты не хуже меня уже все знаешь.
– Знаю, – подтвердил Алекс и взял Монику за руку. – Все будет хорошо.
– Ты думаешь? – неожиданно с надеждой спросила она.
– Честное слово, – подмигнул он. – Ну, пошли, пока за нами не прислали вертолет и служебно-розыскную овчарку.
– Совсем другое дело, – строго объявила бабуля, оценивающе оглядев вошедших Алекса и Монику. – Дитя, ты наконец научилась гладить рубашки.
– А разве раньше… – уязвлено начала она, но бабушка перебила:
– Нет, нет и еще раз нет. Рукава у тебя всегда получались плохо.
– А меня всегда устраивало, – пожал плечами Алекс. – Рукава – дело наживное. Кроме того, они просто мнутся, пока я на работе. Моника ни при чем.
Моника благодарно пожала ему руку, а бабушка с подозрением сказала:
– Ну что ж, может, и так, не буду настаивать. С вашей страшной работой оно и неудивительно. Моника, а ты подросла.
– Неужели? – удивилась она. – В высоту или в ширину, бабуля?
Алекс улыбнулся, а бабушка недовольно покачала головой.
– Вот ты грубишь бабуле, а я совершенно точно могу сказать, что ты стала повыше. Хотя… – она нахмурилась и оглядела внучку еще раз. – Гм. По сравнению с Алексом ты такая же…
– Я же говорю, я просто поправилась, – победным голосом заявила она. – А когда человек толстеет, он обязательно кажется чуточку выше.
– Но морковку есть тебе еще не поздно, – не сдавалась бабуля. – Ты будешь расти до двадцати пяти лет.
Алекса душил смех, но он сдерживался как мог, чтобы не обижать свирепую фрау Хайек. Моника тяжко вздохнула и безучастно отпила глоток чая.
– Моника, ты мне лучше скажи, ты пропорционально прибавляешь в весе?
– Не знаю я, как положено, – буркнула она.
– А я знаю. И мне кажется, что-то ты стремительно округляешься, детка. Наверняка будет мальчик, девочку не так заметно в твой срок.
Моника поскучнела, а Алекс ласково посмотрел на нее и счастливо улыбнулся.
– А вдруг девочка будет? – вяло спросила она.
– Вряд ли, вряд ли. Твоя мама на пятом месяце совершенно не была похожа на беременную, а вот я уже была солидных размеров. А все потому, что у меня родился твой папа, а у Сони – ты.
Моника вздохнула.
– Но я не могу ничего утверждать. Может, у тебя небольшое отклонение… – озабоченно сказала бабушка и, оглянувшись на Алекса, добавила: – Ну, я потом тебе скажу, что может быть. Когда ты в последний раз была на обследовании?
– Кажется…мм…я не была в клинике с тех пор, как мне подтвердили беременность, – неуверенно ответила Моника и опустила глаза в стол. Вслед за сим ей показалось, что разразилась буря. От возмущения бабушка просто не находила слов.
– Да ты что, серьезно?! – возопила она, сверля внучку взглядом. – Александер, но вы-то, вы куда смотрите?! Как вы допустили?!
– Причем тут Лекс, если я сама не иду? – запальчиво ответила Моника, не дав Алексу даже рта раскрыть.
– Он обязан тебя заставить! Что ж поделать, что ты такая несознательная мамаша и не идешь своим ходом?
– Он никогда не заставляет меня! – возмутилась Моника. – А знаешь почему? Потому что он, в отличие от некоторых, считается с моим мнением!
Алекс многозначительно дергал Монику за руку, чтобы она не становилась в контру с бабушкой, но ее, похоже, прорвало. Однако бабушка и вовсе пропустила ее слова мимо ушей и заявила ледяным тоном:
– Ты ничего не понимаешь, глупенькая. А то, надо ли тебе к врачу или нет, мы обязательно обсудим с тобой наедине.
– Ба… – начала было Моника с ужасом, ей решительно не хотелось ни в какую клинику. Но суровая старушка сказала, не повышая голоса:
– Инцидент исчерпан! Давайте сменим тему.
К счастью Моники, в этот момент раздались отчаянные телефонные звонки, и бабушка важно уплыла в соседнюю комнату. Моника проводила ее негодующим взглядом, а потом обернулась к Алексу, словно говоря: «Нет, видишь, что творится?!» и обнаружила, что он вовсе и не сердится, а только хитро улыбается.
– Почему улыбаемся? – поинтересовалась она, удивленно вскидывая брови.
– Если скажу, ты рассердишься, – вздохнул он и скромно опустил глаза.
– Нет, а все же?
– Я надеюсь, хоть ей удастся затащить тебя к врачу, – страшным шепотом сообщил он, наклонившись к уху Моники, после чего быстро чмокнул ее в щеку и весело взглянул ей в глаза. У нее было такое лицо, что он не выдержал и засмеялся.
– Вот так… оказывается, все против меня, – упавшим голосом сказала Моника и глубоко вздохнула. – Ни на кого надежды нет…
– Глупости, – весело отмахнулся Алекс, обнимая ее.
– Н-да…я представляю ее мотивацию, почему мне надо на обследование. Наговорит кучу ужасов, чтобы я от страха побежала туда со всех ног. К концу наших каникул у меня будет нервное расстройство, – задумчиво пробормотала она, повесившись на плечо Алекса, как лапша.


Кристиан вставил в замочную скважину ключ и, повернув его два раза, распахнул дверь широким жестом:
– Прошу вас, господин Равенхорст.
Рекс с полностью хозяйским видом вошел в квартиру, отряхнулся и оглянулся на Кристиана – «Ну и ты заходи. Так уж и быть». Бёк приложил руку к сердцу.
– Благодарю вас, глубокоуважаемый Рекс!
Он захлопнул за собой дверь, на ходу стащил с себя куртку и швырнул ее на диван. Затем на журнальный столик полетели ключи. Продолжая расшвыривать свои вещи, Кристиан включил на полную громкость телевизор и пошел варить кофе. Мало того, что он устал разбираться с пыльными бумагами в конторе, после работы Рекс потащил его в парк, где вывалял его в снегу и привел их обоих в просто-таки неприличный вид. Оба теперь были мокрые от растаявшего снега, а еще Рекс в пылу борьбы за палку основательно помял Кристиана.
– Пойдем, примешь ванну, хитрая морда, – позвал Бёк, стоя посреди комнаты в одних брюках и критично рассматривая снятую рубашку, которая была такой мятой, словно ее жевал теленок. – Слышишь, Рекс? Где ты, мучитель?
Но тот не откликался. Купаться ему решительно не хотелось, и теперь он отсиживался под кроватью. «Дудки, – соображал пес. – Дома мыли, мыли каждый день, теперь еще тут мыть будут? Вот еще!»
– Послушай, хватит дурака валять! – сказал Кристиан из гостиной. Но у него получилось настолько жалобно, что Рекс даже не почесался. – Ну?! Ре-е-екс!! Вот черт, а…
Рекс заурчал. Ему было весело.
– Я предупредил! – грозно сказал Бёк. – Пора – не пора, иду со двора. Найду – запихну в ванну и буду до-о-олго мылить шампунем. Если придешь с повинной, пены будет минимум, даю слово. Но если я сам тебя найду…держись!
Рекс забеспокоился. «И ведь правда, намылит! Вылезти, что ли…Ну почему он шуток не понимает? Вечно портит мне всю игру…»
Из-под кровати он скоро увидел ноги друга, которого безупречная интуиция привела прямиком в спальню. Кристиан насвистывал, расхаживая вокруг кровати кругами. Он уже знал, где сидит Рекс, только решил подразнить его.
– И где этот лохматый бандит прячется, – притворно вздыхал он.
«А-а, не можешь найти!» – ликовал пес. Но вдруг в его носу отчаянно зачесалось, и из-под кровати раздалось громогласное «апчхи» и вылетело небольшое облачко пыли. Кристиан покатился со смеху.
– Попался, дружок? – весело поинтересовался он и нагнулся. Рекс увидел довольную физиономию друга и его светящиеся радостью голубые глаза, которые с любопытством взирали на пыльного пса. Рекс недовольно гавкнул и вылез из своего убежища. «Пылесосить надо под кроватью чаще! Там пыль комками валяется! Безобразие. Вот мо-о-ой хозяин…» – читалось в его взгляде.
– Ладно, так и быть, шампуня я в целях экономии много лить не буду, – пообещал добрый Кристиан и потрепал Рекса по загривку, подняв этим новое облако пыли. – Ну, идем? Имей совесть, мне тоже охота принять поскорее душ. Не знаю, как тебе в мокрой шкуре, а мне в мокрых штанах крайне неуютно.
Рекс заурчал и нехотя пошел за Бёком, отважно настроившись не брыкаться в момент намыливания.


– Даже не знаю, куда вас поселить, – вздохнула бабушка. – Хотя в этом доме так много пустых комнат…
Последние слова были сказаны таким тоном, что Моника дрогнула и подумала: «Какая я дура, что я спорю с бабулей? Мне бы ценить ее заботу…Пойду завтра к врачу! Честное слово!»
– Бедная бабуля, – сказала она ласково.
– Ерунда, – отмахнулась гордая фрау Хайек и улыбнулась. Даже несмотря на то, что ей было одиноко и грустно, она никогда не демонстрировала свои больные места. Алекс понял, что она поразительно похожа этим на Монику. – Ну, все-таки, детка, ты ведь лучше меня знаешь, где что расположено, так что выбирай.
– У меня же есть своя комната, – улыбнулась Моника.
– Там ведь односпальная кровать, – усомнилась бабушка. – Вы там не поместитесь. Лучше идите в комнату Герхарда.
– В папиной комнате я не смогу ночевать, – отрезала Моника и отвела взгляд. – Ни за что. – Она сглотнула и весело дернула Алекса за руку. – Да мы поместимся, правда, Лекс?
– Ага, – подтвердил он.
Бабушка пожала плечами.
– Ну как знаете. Вы же такие упрямые молодые люди, что с вами невозможно говорить. Поэтому я поберегу нервы. Как хотите, но я, между прочим, считаю, что вам вообще не стоит спать вместе.
– Почему это? – не выдержал Алекс.
– Все законно, бабуля, – поддержала его Моника. – Неприлично только неженатым вместе спать.
Этот довод обезоружил бабулю и она покорилась.
– В общем, как знаете, – замахала она руками. – Спокойной ночи. Моника, не вздумай сейчас беседовать с Алексом до часу ночи или еще как-нибудь безобразничать, завтра я не позволю тебе спать до двенадцати утра, соня. Алекс, я надеюсь на ваше благоразумие.
– Не беспокойтесь, – Алекс улыбнулся и покровительственно обнял Монику за плечи. – Безобразий мы не допустим.
– Верится с трудом, – ворчливо сказала бабушка, впуская их в комнату Моники.– Но выбора нет. Ну, я пошла.
– Приятных снов, фрау Хайек.
– Спокойной ночи, бабуль, – Моника поцеловала старушку и ласково обняла ее.– Я так рада, что приехала! – добавила она, с улыбкой закрыв глаза. Вязаная колючая жакетка бабушки как обычно пахла мылом, а ее морщинистые руки – ромашковым кремом, и Монике на минуту показалось, что она все еще студентка полицейской академии или даже школьница, а Алекс – просто затянувшийся приятный сон. Но, открыв глаза, она обнаружила, что реальность гораздо лучше – с ней рядом и бабушка, и Алекс, и она просияла.
– Я тоже рада, что вы приехали, дитя мое, – сообщила бабушка с доброй улыбкой. – Ну-ну, что ты так разошлась, милая? Задушишь свою старушку. Ну, спокойной ночи, молодые люди.
Алекс и Моника остались одни. Несмотря на торжественное обещание не допускать безобразий, Алекс тут же заключил Монику в объятия и отпускать, по-видимому, не собирался. Моника против этого ничего не имела и не сопротивлялась, но и особого участия не проявляла. Она только положила руки на плечи Алексу и покорно подставила ему для поцелуев лицо и шею, вяло реагируя на его ласки.
– Мон, ты что, солнышко? – удивленно спросил наконец Алекс, заметив ее задумчивое лицо и устремленный в противоположную стенку взгляд.
– Я-то? Ничего, – нехотя улыбнулась Моника.
– Интересно. А о чем ты думаешь?
– О том, как хорошо, что ты рядом, – она крепко обняла его за шею, с трудом оторвавшись от своих мыслей.
– Правда? А мне показалось, что об обоях на той стене, – недовольно сообщил Алекс.
– Не обижайся, милый. Ну…об обоях немножко тоже….хитренький! – Моника усмехнулась и погладила его по затылку. – Вот думаю, ведь бабуле трудно столько комнат поддерживать в таком порядке… Ей же никто не помогает! А эта комната точно такая, какой я оставила ее в прошлые рождественские каникулы.
– Это было всего год назад, – мягко улыбнулся Алекс, всматриваясь в ее лицо.
– Вообще-то да, – нахмурилась Моника. – Но столько всего за этот год произошло…Мне уже кажется, прошла целая вечность! Моя жизнь полностью перевернулась. Ведь всего год назад я сидела на этой же кровати с горой учебников на видном месте и журналом мод под подушкой и, чего уж греха таить, мечтала о… кое о чем хорошем, в общем. И знаешь, я совсем уже отчаялась верить в эту мечту, думала, мне не дано. Устала я верить, мечтать, годы-то шли, а ничего не менялось, были только потери...Но прошлый год преподнес мне столько сюрпризов! А сейчас я сижу на этой же кровати, точнее на коленях у того самого воплощения «кое-чего хорошего», да еще с его малышом в пузе. Ничего себе, да?
Алекс засиял. Он был горд, что смог воплотить главное желание Моники, подарить ей любовь, о которой она, оказывается, так давно мечтала.
– Ты ангелочек, – объявил он радостно. – Мой прошлый Новый год тоже был совсем другим.
– Лучше или хуже? – строго спросила она, хотя заранее знала ответ. Впрочем, и он предвидел этот вопрос своей ревнивой женушки, и потому только поцеловал ее, зная, что это именно то, что нужно. Моника счастливо улыбнулась и весело спросила, окинув взглядом комнату:
– Ну, как ты находишь мою детскую?
– Симпатично. Ты мало изменилась, знаешь. В каждой детали проглядывает твой характер.
– Неужели? А что ты скажешь, как комиссар полиции, о характере хозяйки комнаты?
– По телефону любит поболтать, если что-то решила – в жизни не переубедишь, упрямая – ужас. Но такая милая, что у меня просто голова кружится, – неожиданно завершил Алекс. Моника засмеялась и попыталась прервать внезапный поцелуй.
– Это не…честно… – вымолвила она наконец, переводя дыхание. – Ты просто хорошо меня изучил. Так не считается. Жулик. Давай спать.
– Ну давай, – весело согласился он.
Пока Моника переодевалась, задумчиво мурлыча что-то под нос, Алекс прошелся по комнате, в которой, кстати, почему-то пахло леденцами, и остановился возле ярко-желтого письменного стола со всевозможными фломастерными надписями на ящиках, сделанными Моникой. Над столом висело множество фотографий, приколотых к стене разноцветными кнопками, и от нечего делать он принялся рассматривать их, чтобы не смущать своими взглядами Монику, которая, освободившись от верхней одежды, озабоченно рылась в чемодане и тихо напевала себе под нос:
– И куда я заныкала ночнушку?.. Не люблю я переезды, в чемодане вечно все теряется…
– Интересные у тебя фотки, – сообщил Алекс, изучая стенку.
– Тебе нравятся? – со скрытой гордостью спросила она.
– Да. Вот эта фотка на природе очень милая.
– Ага, – небрежно подтвердила Моника, подойдя к нему и на ходу продевая руки в рукава ночной рубашки. – Мне тоже нравится. Это мы с классом на уроке ботанике за город поехали.
– А это что за крендель вечно возле тебя оказывается? – вдруг спросил Алекс, задумчиво всматриваясь в улыбчивую физиономию с черными горящими глазами рядом с Моникой. Она не ответила и потянула Алекса за руку:
– Ну хватит, уже давно спать пора. Пошли?
– Нет, а все-таки, что это за явление природы?
– Ну какая тебе разница? Одноклассник! – с беспокойством сказала Моника. Ей меньше всего хотелось поднимать сейчас эту тему. При слове «одноклассник» Алекса передернуло и он удивленно протянул:
– Это Герхард?!
Моника опустила глаза, как будто была виновата в том, что Герхард оказался таким подлецом.
– Ну идем спать, Алекс! Не надо ворошить прошлое…
Алекс продолжал изучать фотографии с таким видом, что Моника поняла – попадись ему сейчас бедолага Герхард, его бы опять от души потрепали. «Ревнивый, как черт! – рассердилась наконец Моника. – Ну разве так можно?!»
– Это школьный бал? – поинтересовался Алекс с азартом.
– Да, – резко ответила Моника. – А что?
– Платье у тебя симпатичное, – невинно пояснил Алекс.
Моника надулась и пошла к кровати. Ей был неприятен весь этот разговор. «Можно подумать, мне приятно, что человек, чьи фотки до сих пор висят над моим столом, сидит теперь по моей милости в тюрьме! Он может думал, мне легко было упечь Герхарда?! Или что мне было легко осознать, что этот человек, которого я знаю чуть не с песочницы, оказался таким мерзавцем? Ну почему он не хочет меня понять?..» – грустно думала Моника, ложась на кровать и прижимаясь спиной к стене. Алекс наконец перестал гипнотизировать взглядом Герхарда на фотографии и уже аккуратно складывал брюки по стрелкам, чтобы повесить на спинку стула. Некоторое время Моника задумчиво наблюдала за его действиями, а потом сказала себе: «А в принципе, раз ревнует, значит, любит. Он же все-таки такой хороший…» Алекс к тому времени уже развесил свою одежду на стуле, и Моника гостеприимно приподняла одеяло и сказала:
– Ныряй. Что ты надулся, как мышь на крупу?
Алекс перестал хмуриться и улыбнулся. Он шлепнул рукой по выключателю, потушив свет, и улегся рядом с ней.
– И вовсе я не дулся, – весело заявил он. – Тебе не холодно у стены лежать?
– Нормально. Тут коврик висит, – заверила его она и положила голову ему на левое плечо. После того как на нем появилась татуировка, Монике почему-то стало совсем приятно спаться на этом плече. – Только боюсь, милый мой, что к утру ты окажешься на полу. Держись за что-нибудь, а то скатишься. Бабуля была права, пожалуй…
– Но мы же поместились.
– Пока что. Как в физике – в состоянии покоя, – засмеялась Моника. – Но предупреждаю, что это ненадолго. А что, хорошо когда жена маленькая, да? Практически везде с ней помещаешься. Удобно.
– Солнышко, – умильно ответил Алекс и поцеловал ее. Моника заулыбалась и принялась уютно ворочаться, укладываясь на его руке поудобнее.
– Алекс…
– Да, милая.
– Да нет…это я просто так…мне просто приятно, что ты – это ты. И что ты рядом. Понимаешь? – вздохнула она, закрывая глаза.
– Конечно, дорогая, – подтвердил он, хотя ровным счетом ничего не понял.
– Ты видел там фотку на фоне часовой башни? – вдруг оживилась она.
– А, этой, которая за городом?
– Это не за городом! – возмутилась Моника. – Какая неграмотность!
– Просвети уж меня, темного, – Алекса рассмешила ее интонация.
– Это же символ Граца! Это на горе Шлоссберг! Ты что же, никогда не был в Граце?
– В самом городе – не был. В Штирии приходилось бывать по одному расследованию. А почему ты все-таки вспомнила про эти часы?
– Мы должны туда съездить. Это необходимо. У нас такая примета – в первый раз влюбленные обязательно целуются возле часовой башни. Тогда считается, что их союз будет долгим и счастливым. Ну, я-то не могла ради этого тогда тащить тебя сюда, но все равно мы должны хоть не в первый раз, а все же непременно поцеловаться там. Это традиция.
– Это можно, сколько угодно, – подмигнул Алекс. – Вот сходишь завтра на обследование с бабулей, обещаю, что полезем на Шлоссберг. Идет?
– Это шантаж, – проворчала Моника. – Так нечестно!
– Я же пошутил, – засмеялся Алекс. – Но чует мое сердце, все равно бабуля потащит тебя к врачу. Лучше иди добровольно.
– А ты и рад? – уязвлено сказала Моника.
– Рад, – сознался Алекс. – Это тебе же на пользу, ты ведь сама понимаешь.
Она вздохнула и решила не развивать эту тему.
– Давай не будем, а?
– Ладно, – смилостивился Алекс и пару раз поцеловал ее. Поцелуи подействовали успокаивающе, и Моника перестала страдать по поводу завтрашнего похода. Ей нравился момент, когда вроде пора спать, но обоим гораздо приятнее просто валяться рядом, о чем-то болтать. Она с удовольствием грелась в объятиях Алекса, ее сердце таяло от его поцелуев и ласк, и Монике казалось, что даже спокойный хрипловатый голос ее мужа в это время звучит как-то по-особому, нежно и мягко.
– Жизнь прекрасна, – постановила Моника минут через пять.
– Ты думаешь? – усомнился Алекс, который, по-видимому, и сам убоялся завтрашнего похода Моники на обследование, да еще в обществе фрау Хайек.
– Конечно, дурачок,– наставительно ответила Моника. – А чем плохо? Никаких тебе преступлений целую неделю, красота…
Алекс затосковал. Может, он относился к типу трудоголиков, а может, ему просто не светило провести весь отпуск под жестким контролем бабушки, но ему вдруг неимоверно сильно захотелось в контору. Был бы тут хоть Рекс, этот сочувствующий элемент, ему было бы легче.
– Да-а, – протянул Алекс убитым голосом. – Красота…
Моника была настолько сонной и уставшей за сегодняшний тяжелый день, что не услышала ничего настораживающего в его тоне. Она деловито поинтересовалась уже нетвердым голосом, хватает ли ему одеяла и не собирается ли он шлепнуться на пол, после чего, получив исчерпывающие ответы, глубоко вздохнула, улыбнулась и тут же заснула.
Алекс некоторое время лежал, не двигаясь, чтобы она успела заснуть как следует. Он решил провернуть одну операцию, узнав о которой Моника непременно бы обиделась на него. Он смутно понимал это, но не мог ничего поделать с прочно засевшей в его голове идеей.
Когда Моника по расчетам Алекса заснула достаточно глубоко, он осторожно выполз из ее объятий и встал с кровати. Потом рассеянно поправил ей сползшее одеяло и решительно двинулся к письменному столу, над которым висели фотографии.
Моника всегда считала, что ей жутко повезло, потому что прямо под окном ее комнаты стоял уличный фонарь, и несмотря на занавески его свет пробивался в окно, даже ночью создавая освещение сумерек. Бабушка пыталась уговорить Монику переехать в другую комнату, но та не соглашалась. Ей не нравилась кромешная темнота. И сейчас ничего не изменилось, все тот же фонарь исправно светил сквозь занавески с бабочками, а потому Алекс спокойно достиг стола, не наткнувшись ни на что и не создав лишнего шума. На стене среди других фотографий он без особого труда нашел ту, что возмутила его больше всего, со школьного бала, снял ее с гвоздика и поднес к окну, немного раздвинув занавески. Моника смотрела на него с глянцевой поверхности карточки со скрытой гордостью и чувством собственной значимости. Алекс усмехнулся и взглянул на свернувшуюся под одеялом калачиком Монику, которая почему-то хмурилась во сне – то ли почувствовав пропажу Алекса, то ли подозревая о его коварных действиях. Алекс покачал головой и опустил взгляд на фотографию. «Мон симпатяга, – подумал он. – Хорошая фотка… Только вот эта физиономия тут совсем не к месту. Без хирургического вмешательства не обойтись…» Он взял со стола ножницы и аккуратно отрезал ту половину, на которой был изображен некто похожий на хорька.
– Так-то лучше, – удовлетворенно пробормотал Алекс, сердито всматриваясь в «бывшего» своей ненаглядной. – Не хватало еще хранить портреты уголовников дома. Для этого есть архив в полиции.
Моника беспокойно заворочалась, и Алекс перестал злорадствовать. Он быстро подошел к висящему на стуле пиджаку и бережно затолкал половинку с Моникой во внутренний карман, а часть с Герхардом, поразмыслив, пихнул в боковой карман. «Завтра выкину его куда-нибудь», – умиротворенно думал Алекс, укладываясь рядом с Моникой. Он не чувствовал вины за содеянное, напротив, ему было очень весело, и он заснул с чистой совестью.


Серое неясное утро лениво просачивалось в комнату, в которой наблюдался полный хаос, словно вчера здесь проходила вечеринка слонов средней весовой категории. Занавески были задернуты только наполовину, а потому косые лучи беспрепятственно заглядывали в комнату и лазили по стенам и потолку. На кровати, развалившись как полноправный хозяин дома, спал лохматый Рекс. Он сопел, выводя мокрым носом тонкие нотки, но даже сквозь дрему не терял бдительности и поводил большими остренькими ушами. На полу валялись его игрушки, а также газеты, которыми Кристиан пытался мотивировать свое безразличие к псу. Но напрасно он в тоске уверял: «Рекс, Рекс, тут такая интересная статья, ну дай дочитаю, потом побегаю с твоим мячиком, честное полицейское…» Ничего не помогало. Газеты безжалостно изымались Рексом, который грозно рычал на них и после конфискации долго топтал их лапами. Рекс не признавал конкурентов. Возле подоконника валялся телефонный аппарат, а неподалеку – жалобно гудящая трубка. Телефон в результате длительной борьбы был свергнут с подоконника и вообще чудом уцелел. Бурный вечер, после которого несчастный Кристиан заснул как убитый, в одежде, как был, вымотал его так, что он даже не возражал против соседства Рекса в кровати. Рекс открыл один глаз и лениво оглядел окрестности, оценивая обстановку. Кристиан лежал на животе не шевелясь, казалось, даже не дыша, уткнувшись лицом в подушку. Одеяло все было на стороне Рекса, Бёк лежал на самом краешке постели, грозя вот-вот шмякнуться на пол, и его рука безжизненно свисала, касаясь холодного пола. «Ай-яй-яй, – подумал пес, – он совсем устал». Проникнувшись к другу жалостью, он зубами натянул на него одеяло, заботливо укрыв его с головой, после чего почесался, сотрясая всю кровать, и хотел уже наведаться в кухню за булочкой, но тут будильник на тумбочке запиликал тихую мелодию и неожиданно гаркнул бодрым голосом Алекса: «Пора вставать, соня!». Из-под подушки раздался глухой протяжный стон.
– Аааалекс, отвали, – попросил Кристиан. Но это не помогло. Будильник запиликал громче и строго повелел ему вставать уже голосом Моники. – Тьфу, ччерт, ну дайте поспать, – взмолился Бёк.
Рекс гавкнул над самым ухом друга, и он от неожиданности кувыркнулся на пол вместе с одеялом.
На полу он посидел некоторое время, силясь прийти в себя. Будильник, набирая силу, уже орал на весь дом о необходимости продрать сонные вежды и бодро с песней топать на работу. Кристиан стащил с головы одеяло, взворошив этим и без того лохматую шевелюру, и протер глаза.
– Доброе уууутро, – провыл он и не глядя шлепнул рукой по кнопке будильника. Воцарилась звенящая тишина, и Кристиан улыбнулся. – Так-то лучше… Нет ведь, чтоб подарить на Новый год диск с колыбельными песнями. Наорались в будильник, что вставать пора, и рады. Никто не думает, что Кристиан тоже живой человек и ему охота поваляться…эх, жизнь, – ворчал Бёк, вставая с пола и потягиваясь.
Из-под подушки на него с любопытством смотрели два умных карих глаза и посапывал мокрый нос. Кристиан взглянул на Рекса и невольно усмехнулся.
– Эх ты, лохматый мучитель, – вздохнул он. – И почему мне нет покоя на свете, мм? А, ладно. А ну марш с кровати, мне пора ее убирать. Ну! Живо.
Рекс отвернулся. Приказания этого субъекта в выходных штанах с не застегнутым ремнем и мятой пижамной рубашке воспринимать всерьез было невозможно. «Тот, кто командует, сам должен быть идеалом», – размышлял Рекс, даже не шелохнувшись.
– И вообще, похоже, придется все постельное белье сдавать в химчистку, – нахмурился Кристиан, с тоской осмотрев простыню и подушку. – Рекс, ну почему, почему ты так облезаешь….
Рекс закрыл морду лапой и заурчал. Кристиан кивнул.
– Ты хочешь сказать: «Отвали, Кристиан»? Понимаю, угу... А, ладно. Пойду в душ. Но если ты до тех пор будешь еще валяться….
Наказания Кристиан не придумал и таинственно замолчал, чтобы вышло еще страшнее. Рекс зевнул. Бёк вздохнул и стал стаскивать пижамную рубашку через голову.
– Так быстрее, чем по полчаса застегиваться-расстегиваться, – объяснил он, перекидывая через плечо полотенце. Рекс тявкнул. «Вот лентяй-то! Да чтобы хозяин до такого докатился….да никогда…» Потом он посмотрел вслед удаляющемуся другу и сурово подумал: «Перевоспитывать будем….»


– Я могу идти? – бесстрастно спросила Моника, глядя в одну точку.
– Да-да, конечно. Выход там. Вас проводить? – участливо спросила медсестра.
– Нет, спасибо, я сама найду дорогу, – тем же безжизненным тоном отозвалась Моника и слезла с высокой холодной койки. Медсестра улыбнулась.
– Да вы не волнуйтесь так. Все будет в порядке, ваш организм должен справиться, вы же слышали, что сказала врач.
– А я и не волнуюсь, – механическим голосом ответила Моника, снимая салатовую больничную распашонку, надетую во время осмотра.
– Вот и прекрасно. Вы будете очень счастливой молодой мамой.
Моника натянуто улыбнулась, продолжая думать о своем. Медсестра протянула ей какие-то бумажки и фотографии, снятые с экрана УЗИ. Моника нахмурилась.
– Знаете, я не хочу брать это все с собой.
– И вы не покажете мужу? – удивилась медсестра.
– Нет, – строго ответила Моника. – Не хочу этого делать. Да и все равно, он совершенно не разбирается во всем этом. Мне придется объяснять ему своими словами. – Она невольно улыбнулась и вернула бумажки медсестре. – Ведь я все равно состою тут на учете, пусть побудет у вас. Мне это ни к чему.
Медсестра только пожала плечами. Она не стала настаивать, поскольку пациентка, как видно, попалась уж очень упрямая и своевольная.
– Всего хорошего, – попрощалась Моника и забрала с вешалки пальто.
– Удачи вам. И здоровья, – улыбнулась медсестра. – Странное семейство, – пробормотала она себе под нос, когда дверь закрылась.
Моника быстро шла по гладкому чистому больничному коридору, в котором не было ни души. На сердце у нее был неприятный осадок, в душе – смешанное чувство беспокойства, надежды на лучшее и совсем немного – страха. Ей хотелось, чтобы поскорее наступил май, когда ей обещали появление прибавления в семействе, чтобы уже поскорее разделаться с этой проблемой и исчезла бы эта мучительная неопределенность. На осмотр она не пустила ни Алекса, который, впрочем, и не настаивал, решив ее не смущать, ни бабушку, которая подняла вселенский переполох по этому поводу. Но, несмотря на все ее протесты и эпитеты в адрес Моники, нарицавшие ее упрямой и непослушной, Моника твердо настояла на своем и пригрозила удрать домой, если ее условия не будут выполнены. И бабушка покорилась. А на осмотре Монике сказали, что скорее всего все будет непросто, разрешение будет трудным, и вот именно причину этого Монике хотелось скрыть от своих родных, покинутых на произвол судьбы в зале ожидания. «Ну как хорошо, что я их не взяла с собой, – думала Моника. – Теперь я могу просто сделать вид, что все в порядке. И бабуля не будет так плясать вокруг меня, а Алекс не будет переживать. Он и так нервничает, я же чувствую… Боже, но откуда, интересно… У нас в роду вроде не было никого…Может, у Лекса?..»
Продолжая думать свои туманные обрывочные мысли, она дошла до света в конце коридора. Не пугайтесь, это был всего лишь зал ожидания, в котором было много окон от пола до потолка, и яркий солнечный свет бил в лицо Монике. Она остановилась, не решаясь выйти к Алексу и бабуле, ей казалось, что Алекс сразу догадается, что что-то не так. Ей захотелось даже заплакать и покаяться во всем, но она тут же передумала. «Вот еще. Сама справлюсь. Чем он мне поможет? Только страдать будет. А вдруг я не смогу, тогда хоть не будет больно и обидно. Нет, я сама справлюсь, – решила она и вдруг вспомнила, что именно эта последняя фраза была любимой фразой отца. – Вот и отлично, – гордо подумала она. – Папа всегда все мог». Она оправила вышитую блузку, вытащила из-под воротника растрепавшиеся волосы и откинула их назад, после чего изобразила самую что ни на есть естественную улыбку и шагнула в светлую комнату. Из-за бьющего в глаза яркого света она даже не заметила, где сидят Алекс и бабушка, и долго не могла разобраться, откуда выскочил ее ненаглядный.
– Ну?! – возопила бабушка, позабыв о солидности. – Что?!
У бабушки глаза горели любопытством и надеждой, а когда Моника взглянула на Алекса, ее разобрал смех. Глаза у него были совсем круглые и напоминали ей пуговицы.
– Что тебе сказали, милая? Все в порядке? – спросил он, беря ее за плечи. Если до этого вопроса Моника может еще и созналась бы во всем, то теперь, когда она услышала такую надежду на то, что все нормально, она посчитала просто преступлением говорить о своих проблемах. Она улыбнулась и поморгала.
– Конечно. А ты что думал? Имеешь дело с Моникой Хайек, господин комиссар.
– Кхе, кхе, – строго прокашлялся он.
– Пардон, Моникой Брандтнер, – засмеялась она.
– То-то же, – Алекс довольно улыбнулся, забрал у нее пальто и стал ее одевать.
– Хватит дурака валять, – пресекла их бабушка. – Моника, детка, ну что? Хоть бабуле скажи, что? Ну, тихо скажи, Алекс не будет подслушивать.
– А я возьму и громко скажу, – упрямо ответила Моника. – Все хо-ро-шо. В первую декаду мая ждем новобранца в полку Брандтнеров.
После этих слов Алекс стал смотреть на нее с таким обожанием, что ей стало даже немного страшно. А бабушка снисходительно улыбнулась.
– Ну ладно, слава Богу, что все в порядке.
Хотя Моника прекрасно догадалась по ее тону, что дома она еще будет пытать ее. А Алекс наконец высказал мучивший его душу с самого сентября вопрос:
– А…кто все-таки будет?
Моника почувствовала, что вот-вот заплачет, но выдержала его взгляд и тихо обняла его.
– Мальчик, – сказала она в подплечик его пальто.
Лицо Алекса расплылось в улыбке, как кисель на тарелке, а бабушка радостно загремела:
– Вот, видите, я сказала, будет мальчик.
– Будет, – чуть не плача, сказала Моника и вцепилась в довольного Алекса покрепче. – Пойдем домой, а?
– Пойдем, – удивленно ответил Алекс и взглянул на нее, немного отодвинувшись. – Ты грустная, что ли?
– Н-нет, – улыбнулась Моника. – Я счастлива. Я просто устала.
Алекс улыбнулся ей в ответ, хотя и не поверил ей до конца.
Счастливое семейство высыпало на улицу и бодро потопало домой пешком, благо, больница была в получасе ходьбы от дома.
– Ах, упрямая девчонка, ну как же ты изолировала меня, – сокрушалась бабуля, степенно шествуя под ручку с Моникой. – И как это я тебя послушалась, просто уму непостижимо. Я ведь теперь лопну от любопытства, что тебе сказали, а ты мне в жизни не сознаешься…Ну хорошо, а тебе никаких бумажек не давали? Я бы хоть их почитала…
Монике стало смешно. Она оглянулась на бабушку, которая с беспокойством изучала довольную внучкину физиономию, и торжественно сказала:
– Я во всем созналась. Сама знаю, что чистосердечное признание – только на пользу. А бумажки…эта медсестра хотела мне всучить какие-то снимки с экрана УЗИ. А я не взяла.
Бабушка с отчаянием охнула.
– Ох ты глупенькая, что ж ты не взяла?!
– А на что мне? – отпиралась Моника, решив принципиально валять дурака.
– Подумала бы обо мне! Ах ты…вот в следующий раз непременно пойду вместе с тобой.
– Непременно, – уверила Моника, точь-в-точь таким же тоном, каким Кристиан обещал ее взять на следующий арест, – в следующий раз. Обязательно.
Алекс засмеялся. Бабушка неодобрительно покачала головой и проворчала:
– Дурят пожилую женщину и не краснеют. И мало того хохочут. Александер, и вам вот не стыдно?
– Стыдно, – с готовностью ответил тот. – Очень. Я раскаиваюсь.
– Хоть кто-то, – утешилась бабушка. Мгновенное раскаяние Алекса всегда успокаивало ее, а его послушание очень нравилось старушке.


Длинный утомительный день подходил к концу. Моника весь день ходила задумчивая, натыкалась на двери и мебель, часто хмурилась и прикладывала ладони к животу. Алекс забеспокоился. Ему казалось, она что-то не договаривает, и это ему крупно не нравилось. Попытки докопаться до истины не дали никаких результатов. Моника стоически молчала, словно партизан на допросе, и хлопала глазами. Под вечер она вообще перестала реагировать на происходящее, только скептично смотрела в одну точку.
– Послушай, но мы так и не пошли к твоим башенным часам, – пытался расшевелить ее Алекс. – Почему ты весь день просидела дома?
– Я устала, – в сотый раз отвечала она и говорила чистую правду.
Алекс сдался. Уже полчаса подряд он сидел у нее над душой и не сумел добиться от нее ни одной вразумительной фразы.
– Ты на меня не обращай внимания, – посоветовала Моника наконец, оторвав взгляд от окна. – Это у меня бывает, ты же знаешь. Состояние, когда ничего не охота делать. Это само по себе пройдет.
– Но ты так скучала по бабушке, а сейчас даже не общаешься с ней. Целый день ты почти не разговаривала с ней. Что случилось?
«О Боже, – подумала Моника. – Ну почему, вот почему нельзя просто оставить меня в покое? Ненадолго, но все же…конечно, Алекс просто волнуется… любит, значит, – удовлетворенно решила она и улыбнулась мужу. – Он конечно симпатяга, но сейчас мне лучше побыть одной…»
– Я просто посижу так и приду в себя, ладно? – сказала она и погладила Алекса по щеке. – Ты иди посмотри телевизор или еще что.
– Понятно. Вежливое «отвали»? – улыбнулся он.
– Нет, вежливое «я тебя люблю, но настроение у меня дурацкое», – пояснила Моника. – Я просто не хочу, чтобы ты наблюдал меня в таком расположении духа. Этак я тебе надоем.
– Ну и глупенькая, что так думаешь, – с неодобрением покачал головой Алекс. – Ладно, как говорит Крис, я лучше уйду сам, пока не выпроводили. Если что – я всегда поблизости, ладно? Вот.
Он вздохнул, поцеловал Монику и ушел, прикрыв за собой дверь. Она некоторое время смотрела ему вслед и слушала его удаляющиеся шаги на лестнице. Потом она вздохнула и подошла к окну. Шел снег, ложась на землю крупными хлопьями и тут же тая. Моника не любила, когда снег сразу же тает, ей больше нравились сугробы, из которых можно слепить упитанного снеговика. Ничего не изменилось за прошедший год, та же комната, тот же вид из окна, те же окошки домика фрау Гехольц через узкую улочку, те же занавески в этом домике и то же ощущение, что из-за этих занавесок за тобой наблюдает неусыпное око горячо ненавидимой соседки. Изменилось только одно – мировосприятие Моники. Она стала более терпима к людям, что объясняла исключительно благотворным влиянием Алекса, а также более уверена в себе и своих силах. Но теперь вся уверенность испарилась. Моника вздохнула и резко задернула занавеску.
– И эта старушенция опять подсматривает, небось. Эх, скорее бы май…а потом лето…как хорошо будет…– она потянулась и радостно улыбнулась. Потом она обвела взглядом привычную комнатку и вдруг нахмурилась. – Ох уж этот мне Лекс, швыряет свою одежду где попало, – проворчала она весело. Ей нравилось иногда поворчать на своего ненаглядного, потому что подчас ей казалось, что у него совсем нет недостатков, а на фоне таких людей, согласитесь, начинаешь чувствовать себя великим грешником.
Она подняла соскользнувший со спинки стула пиджак и встряхнула его, дабы отчистить от пыли. На пол тут же посыпались какие-то клочки, значок и удостоверение Алекса.
– Черт, – пробормотала Моника. – Какая я растяпа…
Она присела и стала собирать карманную мелюзгу мужа с пола. Странные обрывки насторожили ее.
– Это еще что за конфетти? – пробормотала она, вертя в руках наиболее крупный отрывок, где была изображена часть чьего-то живота. – Что за мусор Алекс носит в кармане?..
Она поворошила другие клочки и ее сердце екнуло. На одном из обрывков было видно пол-лица Герхарда, и ей стало не по себе. Она изумленно смотрела на кучу клочков, не в силах ничего сообразить.
– Откуда фото Герхарда у Лекса в кармане? ­ – нахмурилась она. – Из архива?.. Но зачем ему это хранить, если он его ненавидит? Он даже сердился вчера, когда увидел его фотки над моим столом. Кстати!.. – Монику осенило. Она подошла к письменному столу и стала искать глазами фотографию со школьного бала. Неожиданно для самой себя, Моника делала это не спокойно и методично, а лихорадочно, ей очень хотелось найти фото. И не потому, что ей было обидно за порванное в клочья изображение ее первого парня, а потому что ей хотелось верить, что Алекс не мог так поступить. Подобный поступок казался ей сейчас хладнокровным предательством.
Как и следовало ожидать, фотографии она не нашла. Вместо нее на потемневших обоях осталось квадратное светлое пятно и пустой сиреневый гвоздик.
– Алекс! Ах ты… – с чувством выдохнула Моника, с досады даже топнув ногой.– Зачем он это сделал, тем более сейчас, мы только перестали ссориться… – Моника вздохнула и скрестила руки на груди. – Он продолжает гнуть свое, ему все равно, что подумаю я… ведь знал же, что я обижусь!.. А где, интересно, вторая половина фотки, где я?.. В его стиле запихнуть это в карман...
В ту минуту, когда она извлекла аккуратно отрезанную половину с собой, дверь открылась и в комнату вошел Алекс собственной персоной. Он, видимо, выходил во двор дышать воздухом, потому что от него повеяло таким холодом, что Моника поежилась. Холод, которым дышал ее ненаглядный, еще больше расстроил ее, теперь ей почему-то стало казаться, что он и к ней так же относится.
– Напрасно не пошли гулять, погода отличная, – бодро объявил Алекс, не заметивший поначалу ни клочков на полу, ни обиженного лица Моники.
Она промолчала, и Алекс удивленно воззрился на нее.
– Э…что-то случилось? – он подошел к Монике и приподнял ее лицо за подбородок. – Что за глазки-пуговки?
Моника продолжала молчать и смотреть на него, как на врага народа, и Алекс испугался.
– Мон, все в порядке? Ты чего такая обиженная, что случилось?
– Все в порядке, – с ударением ответила она и сунула ему в руки истерзанную фотографию, после чего ушла в противоположный угол и отвернулась к стенке.
– А…ты об этом, – Алекс моментально поскучнел. Ему до сих пор и в голову не приходило, что она узнает про эту выходку.
– Будем отпираться? – голосом помощника комиссара при исполнении спросила она из своего угла.
– Не будем, – твердо сказал Алекс, начиная почему-то злиться – что она так волнуется за своего Герхарда?! – ДА, я разорвал рожу этого типа и собирался его выкинуть на ближайшей мусорке. Ты довольна?
– Я не думала, что ты такой жестокий, – глухо ответило ему из угла.
– Ты считаешь, что я жестоко поступил с его фотографией? – Алекс говорил холодным сдержанным тоном, ему была неприятна реакция Моники. Они стояли друг к другу спиной, но он смотрел на половинку фото с Моникой и словно разговаривал с ее изображением.
– Нет, со мной, – ответила Моника с фотографии. Ответила таким печальным, таким тоскливым тоном, что Алекс вздрогнул. Он скорее ожидал наезда, чем такого обезоруживающего грустного тона. Он резко развернулся к Монике. Она стояла лицом к окну, прислонившись плечом к шкафу, ему вдруг показалось, что она одинока, хотя раньше у него не возникало такого ощущения, ведь он всегда рядом с ней. Алексу стало страшно, что она отдалится от него. Он быстро подошел к ней и обнял ее за плечи, хотя Моника не поддалась и не приблизилась.
– Дорогая, почему ты так реагируешь, ведь это всего лишь фотография…
– Да. Для тебя – всего лишь.
– А для тебя…она значит больше? – уязвлено и тихо спросил Алекс.
Моника вздохнула и посмотрела ему в глаза.
– Ты опять ничего не понял. Дело совсем не в том, кто на ней изображен, мне обидно, что ты не признаешь мое прошлое. Ты пытаешься что-то стереть оттуда, хотя ничего особенно страшного, ничего что стоило бы скрывать, там нет. Почему ты это делаешь? Не знаю. Я ведь не вещь, чтобы так распоряжаться мной…
– Но разве я… – обиженно начал было Алекс, но Моника внимательно посмотрела на него и сказала:
– Нет, ты конечно меня любишь. И я тебя – тоже. Но ты должен понять, что невозможно стереть чье-то прошлое. Оно существует независимо ни от кого, с этим ничего не поделаешь. А стирать ничего и не требуется. Потому что все это пережито мной, а я не хочу ничего забывать. Нет ничего хуже короткой памяти у людей. Да, я помню и Герхарда. Да, мне неприятно, что он оказался таким подлецом, а мне пришлось выбирать между моральным долгом и частью моего прошлого. Но я выбрала долг, как ты помнишь, так что тебе не в чем упрекнуть меня.
Алекс вздохнул. Он понимал, что Моника права.
– Прости меня. Я правда не думал, что ты так воспримешь это. И ничего такого страшного у меня и в мыслях не было. Я уважаю твои воспоминания, но в то же время слишком люблю тебя и не могу не ревновать. Не сердись, солнышко. – Алекс обнял ее, и на этот раз Моника поддалась и обняла его за пояс, положив голову ему на плечо.
– Я не сержусь…Только мне сейчас и без того тяжело, так что веди себя, пожалуйста, как следует. Разборки нам сейчас совсем ни к чему, – сказала она задумчиво, запихивая руки в карманы к Алексу.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – заверил ее Алекс. – Я торжественно обещаю исправиться. Не буду больше растерзывать фотографии этого…хм… урода. Но и ты не испытывай мое терпение и убери все напоминания о нем с глаз моих, хорошо?
– Да… я тоже не права, я должна была снять эти фотографии, чтоб не нервировать тебя. А то ты у меня такой…импульсивный больно, – Моника улыбнулась. – А на той фотке он действительно вышел отвратительно, так что не жалко.
Алекс просиял и поцеловал Монику. В самом интересном месте раздался громовой голос бабушки из кухни:
– Чай готов!!! Срочно спускайтесь, непослушной девчонке пора есть варенье!!!
– Непослушная девчонка, – строго сказал Алекс. – Марш пить чай.
– Это к нам обоим относится, не радуйся раньше времени.
– Ну ладно. Тогда пошли, не тебе ж одной страдать.
Моника обреченно вздохнула. Потом она заговорщицки улыбнулась и сказала страшным шепотом:
– Знаешь, я начинаю скучать по нашей замечательной работе…
– Что до меня, то я с самого первого дня здесь… – начал было Алекс горестно, но осекся, заметив недовольный взгляд жены.
– Это моя бабушка, ясно? Нечего ее критиковать. Она золото. И я очень люблю ее варенье, – важно заявила Моника, выходя из комнаты, и потащила Алекса за собой за руку.
– О, ну конечно, – согласился Алекс, едва поспевая за ней и сотрясаясь от беззвучного смеха.


В аэропорту сновала уйма народу, от шума и звучащей из буфета музыки кружилась голова. Моника весело скользила по гладкому сверкающему полу, как по льду, Алекс же покорно тащил за собой чемодан и успокоенно улыбался. Ему всегда казалось, что он легок на подъем и совсем не так привязан к дому, как выяснилось. Теперь же в родном Венском аэропорту он понял, что невероятно соскучился по этому городу, по своему дому, по своей подушке, в конце концов, потому что всю эту неделю он благополучно валился с кровати на пол по ночам и шея зверски ныла. Ну и конечно, он очень сильно скучал по Рексу и Кристиану и искал их глазами среди огромного количества приехавших и встречающих.
– Давай лапку, потеряешься, – сказал он, беря Монику за руку.
– Да, народу что-то и в самом деле многовато. А где Крис и Рекс? Я их не вижу..
– Я тоже, если честно…Может, опаздывают?
– Крис, как всегда, спит сном праведника, а может, и в пробке стоит…
– Напрасно мы на него наговариваем. Вот же он, бедняга.
– Вот это?! – Моника присмотрелась. – Ну и ну…как он изменился…
На одной из скамеек в зале ожидания сидело странное существо, отдаленно напоминающее Бёка. Существо сидело, подперев голову ладонью, и судя по всему попросту дремало. Действительно, на Кристиана это было мало похоже. На нем была черная джинсовая куртка, джинсовые штаны и футболка. На голове не наблюдалось обыкновенного творческого беспорядка, зато откуда-то возник косой пробор. Лицо у спящего было таким, словно он целую неделю проработал в две смены на каменоломне. Моника переглянулась с Алексом и протянула:
– Ндааа, Рекс, видимо, долго и старательно воспитывал его…
Алекс засмеялся и осторожно потряс спящего за плечо.
– Рееееекс, опять ты…уберите меня…уберите его…я не хочу просыпаться… – застонал Кристиан, упорно не открывая глаз.
– Вот чудак, – улыбнулся Алекс и гаркнул ему в ухо: – Вставай, соня!
– Я раздолбаю этот будильник… опять он орет… ччерт… – проворчал Кристиан, открывая утомленные глаза.
– Это не будильник, балда, – объяснил ему Алекс с улыбкой, дружески хлопая его по плечу. – А еще встречающий, называется. Ну, и какой от тебя толк?
– А…Прости, я задремал… – спохватился Кристиан, подскакивая. – Я просто чертовски устал… Ну что, как поездка?
– Шикарно, – заверила его Моника, чмокнув его в щеку и вешая ему на плечо спортивную сумку с посланным бабушкой вареньем. – Тебе пламенный привет и варенье от бабули.
– Мм, ну спасибо. Я рад, что вы хорошо провели эту неделю, – вздохнул Кристиан, одобрительно похлопав Алекса по плечу, и поплелся к выходу.
– Да! Мы даже ездили в горы, у меня столько впечатлений, ты не представляешь, а еще целая пленка с фотографиями, – сияя, поведала Моника.
– В горы? То-то я смотрю, вы загорели. Прямо любо-дорого. Молодцы.
– А ты как провел время? – поинтересовался Алекс.
Кристиану показалось, что он ехидствует, и он нахмурился.
– Замечательно. У Рекса спросишь, как он надо мной измывался. Всю неделю он старательно подгонял меня под свои идеалы. Мне надоело по утрам бегать. Мне надоело это чертово причесывание по утрам. Меня достали белые футболки, джинсы и прочее барахло, – не выдержал Кристиан, приближаясь к своей машине. Из окна машины уже торчала любопытная морда с мокрым носом, которая принялась радостно и звонко лаять при виде хозяев. – Вот он, разбойник. Принимай своих хозяев, морда.
Рекс высунулся из машины и стал с радостным повизгиванием облизывать лицо наклонившегося к нему Алекса. Алекс смеялся и чесал ему за ухом. Моника улыбнулась этой идиллии.
– Вот как, Алекс, мне ты и то так не обрадовался бы, – шутливо проворчала она.
– Какая ревность, Бог мой, – всплеснул руками Кристиан. – Слышь ты, муж ревнивой жены! Садись в машину скорей. Труба зовет. Дома еще наваляешься с Рексом по полу, это я тебе гарантирую.
Моника засмеялась. Утро было замечательное, солнечное и ясное, и ей вовсе не хотелось спать несмотря на дальнюю дорогу. Она с удовольствием слушала привычное ворчание Бёка, его шуточную перебранку с Алексом и урчание Рекса, который на радостях обшерстил хозяину штаны и пальто, ей нравилось наблюдать мелькание улиц, машин за окном, ощущать запах нагретого мотора. Она поняла, что теперь у нее два одинаково дорогих дома, два очага – в Вене и в Граце, у бабушки. И неважно, что эти два теплых приюта разделяло приличное расстояние, ведь дом – это не стены и мебель, это любимые люди. Именно благодаря тому, что Алекс был связан с Веной, она полюбила этот город. Оба дома Моники всегда с ней – ведь Алекс всегда рядом, а бабушка – в сердце Моники, поэтому она была счастлива сейчас. И ставший родным величественный город дарил надежду на то, что все будет хорошо. Моника почувствовала, что готова к новым приключениям. Приключениям со счастливым концом.
06.01.2005.