"Три жизни"


Посвящается Джен.


«А где-то далеко, за морем, по небу расплывалась розовая полоска, ослепительное солнце медленно выныривало из колышущейся водной глади. Занималась заря, рождался новый день, предвещая рождение новой жизни…» На пожелтевших листах старой обтрепанной книги горели эти слова, притягивающие взгляд Моники. «Но ведь красное небо – это кровь, – почему-то пронеслось в голове Моники. – Какая странная книга…» Она бросила книгу на пол, и упала она почему-то с лязгом, подняв облако серой клубящейся пыли. И Монике показалось, что солнце, восходившее на невесть откуда взявшемся небе, ослепляет ее, жжет, мучительно и медленно, а розовый отсвет на небе расплывается и становится все темнее, словно кровь на свежем бинте – зрелище, которое Монике приходилось наблюдать довольно часто. Монике показалось, что она задыхается, странное видение мучит ее, душит и сжимает сердце. Она тихо застонала, съежившись в клубочек, и резко, из последних сил, отвернулась от жаркого слепящего света. И …проснулась.
Глухо тикали часы, но их заглушало тяжелое биение сердца. В глаза бил яркий свет восходящего солнца, который просачивался сквозь щель между плохо задернутыми вчера перед сном занавесками. Моника, тяжело дыша, откинулась на ставшую влажной от слез и испарины подушку. Сердце продолжало тошнотворно стучать у самого горла, словно норовя вырваться из груди, одеяло все было измято, словно она воевала с ним во сне.
– Это только сон, – тихо прошептала себе Моника главное успокоение Алекса, к которому он прибегал в таких случаях. – Это сон, все прошло, Моника. Все хорошо….
Она поправила подушку и, дрожа, забралась под одеяло. Ей было холодно, хотя спина и затылок горели. «Это все из-за яркого солнца, – сумрачно думала она. – Я плохо задернула вчера занавеску, вот оно теперь и мешает мне спать со своими кошмарами… Вот Алекс всегда все приводит в порядок, прежде чем лечь… мой милый, заботливый Алекс… Я хочу к нему…» Моника жалобно вздохнула и задремала. Ей показалось, что прошло каких-нибудь пять минут, когда в прихожей послышалась возня и тихое урчание Рекса.
– Так, теперь тихо, – хрипло прошептал Алекс. – Тихо, тихо. У тебя все лапы грязные…ччерт… Подожди, сейчас разберемся… Ну, пошли в душ… Тихо, Рексик, сейчас я тебе перевязку сделаю…идем…
«Он пришел, – сквозь сон подумала Моника. – Перевязку?.. Рекса ранило?.. Боже…хоть бы все было в порядке…хоть бы все было в порядке….» Повторяя эту фразу про себя, она снова задремала.
…Алекс вышел из ванной во влажной футболке и с мокрой головой и подозвал Рекса. Оба неимоверно устали за сегодняшнюю ночь. Они полночи гонялись за каким-то маньяком по всей Вене, забрели даже в лес, и тут-то выяснилось, что у него была еще куча сообщников, которые сами устроили засаду полицейским. Поскольку Алекс и Кристиан не рассчитывали, что преступник не один, они разделились и поехали в разных направлениях, дабы окружить его. И получилось так, что Алекс и Рекс остались одни под прицелом нескольких преступников. Алекс понял, что, если Кристиан не догадается вызвать подкрепление, они с Рексом долго не продержатся. А Кристиан был далеко и понятия не имел, что друзья в опасности. Но все кончилось вполне благополучно. Неизвестно, каким образом Кристиан понял, что без подкрепления не обойтись, что преступник не один, и всю шайку «накрыли» в тот самый момент, когда Алексу показалось, что конец, и не самый счастливый, уже не за горами – патроны подходили к концу, Рекса легко ранило в лапу, все покрышки машины прострелены, так что уехать не удастся, сам Алекс во время перестрелки вывалялся в грязи и тоже получил пару легких царапин и множество ссадин от острых веток кустов, да вдобавок и устал, как тысяча чертей. Всю ночь Алексу казалось, что он бодр и полон сил, а в тот миг, когда он увидел ребят из спец подразделения, которые высыпали Бог весть откуда в самый последний момент, и Кристиана, который хоть и старался не подать виду, но тем не менее искал Алекса и Рекса взглядом таких щенячьих жалобных глаз, что Алекс невольно улыбнулся, – в тот миг он понял, что смертельно устал и что ему больше всего сейчас хочется лечь прямо на влажную затоптанную в пылу разборки траву и так и заснуть. Впрочем, выспаться он смог в машине Кристиана по дороге в комиссариат.
Сумасшедшая погоня началась за полночь, а уже в шесть вечера Алекс отвез Монику домой. Никому, даже шефу, до сих пор не удалось спровадить Монику в декрет. Она так отчаянно защищалась, словно ее собирались уволить. И добилась того, что ей разрешили ходить на работу сколько ей заблагорассудится, с тем только условием, что она будет выполнять только мелкую конторскую работу и даже не заикнется об арестах и допросах. Как только в конторе появлялся очередной подозреваемый или какой-нибудь уголовник, Монику моментально уводили и Кристиан чуть не силком увозил ее домой, пока Алекс разбирался с делами в одиночку. Моника понимала, что не только не помогает, но и мешает своему мужу работать, но никак не могла заставить себя сидеть дома одной. Сейчас ей хотелось все время находиться рядом с ним, хотя именно это удавалось сейчас реже всего – из-за завала работы.
– Видишь, Рекс, все прошло, – уверил пса Алекс, дружески пожимая ему перевязанную лапу. – Хороший пес, умница.
И умница Рекс блаженно урчал, наслаждаясь чесанием за ухом. Ему тоже хотелось все время быть рядом с хозяином.
Алекс вздохнул и осторожно прилег рядом с дремлющей Моникой. Ей-то казалось, что она уже давно проснулась, ей в сотый раз за последние полчаса снилось, как она встала, как поздоровалась с Алексом, а он ей рассказывает про арест и про страшного убийцу со шрамом. А когда Моника во сне хотела встать, чтобы идти на работу, все исчезало и начиналось сначала. Менялся мотив рассказываемого Алексом из сна преступления, менялись действующие лица, но убийца почему-то всегда оказывался со шрамом на лице. Монику снова пробрала дрожь, ей захотелось прервать этот странный цикл кошмаров.
– А сегодня утром мы на работу не пойдем, мы будем сидеть дома и валяться на диване, – услышала полусонная Моника сквозь дрему – ласковый, как обычно, но очень уставший и севший от недосыпания голос мужа. И почувствовала теплое прикосновение его ладони, как он гладит ее по взъерошенным волосам и по щеке. Она быстро открыла глаза, потому что вдруг поняла – если сейчас же, немедленно, не увидит Алекса, то сойдет с ума от всех этих нескончаемых кошмаров.
– Привет, – тихо сказала она, обнаружив вдруг, что голос у нее тоже какой-то хриплый. Уставшее, бледное и, чего уж греха таить, небритое лицо Алекса радостно улыбнулось.
– Ну привет. Я уже пришел.
– Как хорошо, – прошептала Моника успокоенно, придвигаясь к нему поближе.
– Ты какая-то взъерошенная и бледная, это мне крупно не нравится, – озабоченно заметил Алекс, беря ее лицо обеими ладонями. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Плохо, – обессилено вздохнула Моника. – Я так устала, словно не спала, а бегала кросс. И ничего так не хочу, как просто спокойно заснуть…
– Но что тебе раньше мешало? – улыбнулся Алекс и прижал ее к себе.
– Тебя не было, – пояснила Моника и уютно засопела ему в плечо. Ей было слишком хорошо сейчас, чтобы объяснять – как он не понимает…
– Прости, я не должен тебя сейчас оставлять одну, солнышко, – виновато сказал он. – Эта треклятая работа… Бедная моя Моника…
– Ерунда…ты же не виноват…
– Да, но… тебе сейчас и так тяжело… И никакой поддержки с моей стороны, одни проблемы… Я отвратительный муж…
– Ты просто круглый дурачок, – возразила ему Моника.
– Хм… Я бы сказал гораздо жестче, но да ладно, – усмехнулся Алекс и вдруг понял, что она уже давно спит и разговаривает с ним во сне. Рот Алекса разъехался в улыбке. – Какая же ты смешная все-таки, милая… Ну ладно. Спим.
Он укрыл Монику, устроился поудобнее и тоже почувствовал, что голова кружится, мысли путаются, реальность уходит…


– А, явились? – обрадовалась голова Бёка, торчащая из-за завала папок и бумажек. – Добрый день. Это вы вовремя пришли. Тут куча работы.
– Обрадовал, – проворчал Алекс, напутственно чмокнув Монику, которая отправилась в противоположный конец комнаты, к своему столу.
– Это, прости, не я виноват, – напомнил Кристиан.
– А кто тогда, я, что ли? – отмахнулся Алекс.
– А давай не будем разбираться, кто и что, ладно?
– Вот именно.
Моника улыбнулась. Как они любят препираться о том, что никоим образом от них не зависит, какие они странные и смешные…
– Ведь если б не я, – вдохновенно продолжал Кристиан, – ведь ты бы пропал там с этим серийщиком. Вы с Рексом от него так не отделались бы.
– Ты бы просто лишился талантливого руководителя и наставника, – возразил Алекс, скрещивая руки на груди. – Это ты без меня пропадешь. За тобой ведь только глаз да глаз! Не доглядел – бац, и Бёк уже по уши увяз в какой-нибудь переделке.
– Подумаешь, наставничек. Конечно, легко руководить, когда на побегушках такое золото на ножках, как я. Небось, тобой так не покомандуешь.
Перебранка была вполне милая и безобидная, примерно такая же, как все ежедневные дружеские беседы Алекса и Кристиана, но Монике вдруг стало неприятно это слышать. Ее охватил жар, потом бросило в холод, и она неожиданно жалобно взмолилась:
– Хватит!
Алекс и Кристиан разом замолчали и удивленно уставились на нее.
– Мон, но ведь мы просто… – удивленно начал Алекс, но Моника закрыла глаза и сделала знак рукой, чтобы он остановился. Алекс непонятливо взглянул на Кристиана, но тот только пожал плечами. Алекс встал и молча подошел к ней.
Моника отдышалась и открыла глаза.
– Простите… На меня что-то нашло, – пробормотала она и улыбнулась.
– Может, поедешь домой? – Алекс притянул ее лицо к себе за шею и всмотрелся в ее глаза. – Тебе давно уже пора выходить в декрет, ведь недаром же все это придумали! Тебе тяжело работать.
– Ну вот еще, – Моника возмущенно мотнула головой. – Не спеши сдавать меня в утиль. Я в полном порядке. Да и что я тут делаю? На телефоне сижу, подумаешь.
– Да причем здесь утиль, глупенькая, – возразил Алекс, пытаясь напоить ее водой. – После рождения малыша ты снова выйдешь на работу, с новыми силами. А пока тебе надо отдохнуть.
– Ты на пять месяцев превысила норму, которую предъявляют работницам полиции, – строго добавил Кристиан. – Это уже ни в какие ворота. Тебе немецким языком сказано – опасно это. Не слушаешь ведь!
– А виноват будет шеф, по всем законам его могут спокойно упечь в тюрьму. Тебе не жалко шефа?
– Все, – отмахнулась Моника. – Обсуждению не подлежит. Что вы на меня напали? У меня еще есть три недели до рождения ребенка. Вот через неделю, когда бабуля приедет, и поговорим, так и быть.
Кристиан возвел глаза к потолку и пожал плечами. Алекс вздохнул и, рассеянно чмокнув Монику в ухо, ушел за свой стол.
Рекс усиленно дышал воздухом, положив морду на подоконник распахнутого настежь окна. Шелестели листья деревьев, шумели машины на улице, солнце приятно пригревало, но все же что-то мешало псу наслаждаться майским днем на полную катушку. Он с беспокойством оглянулся на бледную хозяйку, у которой с утра на душе было странное щемящее чувство. «Напрасно она так, – с неодобрением думал пес. – Так нельзя, прав хозяин. Но разве ее переубедишь…»
«Три недели, – думала Моника, закусив губу. – Всего-то ничего…А у нас даже кроватки еще нет, ведь бабушка сказала, что заранее нельзя…Ничего не готово… и я не готова. Я…боюсь…» Она судорожно сглотнула комок, который с самого утра подкатывал к горлу, и упорно открыла папку с делом. Ей хотелось отвлечься и не думать ни о чем – эти три недели надо просто пережить, больше ничего ей не остается.
«Глупо, почему я ничем не могу помочь ей? – мучился Алекс, пристально разглядывая уставшее лицо жены. – Почему она должна страдать в одиночку…»
Его мысли прервал телефонный звонок, резкий и беспечный. Алекс вздрогнул и сорвал трубку.
– Брандтнер, – устало сказал он, про себя подумав: «Черт бы побрал Брандтнера, ну сколько можно…»
– Убийство, – хмуро предрек Кристиан, без интереса наблюдая выражение скептицизма на лице друга. – Тьфу, черт.
– Убит ребенок, – мрачно сказал Алекс, швыряя трубку. Моника вдруг вздрогнула и со страхом уставилась на Алекса. Ей почему-то пришел на ум рассвет из ее сна, похожий на пятно крови.
– Ребенок? Господи… – пробормотала она.
Алекс осекся и испуганно взглянул на Монику.
– Прости, пожалуйста, я забыл, что ты здесь… Крис, пошли, выйдем, надо поговорить. – Он быстро вышел, мимоходом успокоительно подмигнув Монике.
– Все глупости, не переживай, – уверил ее и Кристиан, словно отвечая ее спутанным мыслям и видениям. – Мы со всем разберемся.
– Бедный малыш, – беззвучно прошептала Моника, глядя в стену. Рекс поднял голову и беспокойно заурчал.
– В общем, так, – вздохнул Алекс и прислонился плечом к дверному косяку. – В парке нашли мальчика примерно до десяти лет, у него сломана шея. Труп пока не опознан, убийство произошло предположительно около четырех утра. Звери…
– Сволочи, – тихо подтвердил Кристиан, опуская взгляд. – Мне поехать?..
– Нет, понимаешь… Я чувствую, что без моего присутствия там не обойтись, упустим все улики, потом концов не найдем…
– Мне ты уже не доверяешь, – обиженно подхватил Кристиан. – Ну конечно.
– Да не в том дело, эх ты. Думаешь, мне очень хочется туда ехать? Осматривать труп бедного малыша? Сомнительное удовольствие, сам знаешь. Я бы тебя отправил туда с большим облегчением, но надо там немного наехать на криминалистов, там всем заправляет Кёльнер…
– Уу, какая гадость! – ужаснулся Кристиан. – Только не он!
– Он, он самый. Сам знаешь, какой это мерзкий тип. С ним положительно невозможно договориться, он словно нарочно зажимает все сведения, подлец. Придется его немного потрясти. С твоим терпением, уж прости…
– С моим отсутствием всякого терпения, лучше скажи.
– Ну вот. Так что вскрыть его смогу только я, грешный. И хотя без тебя мне придется тяжело, хоть надвое разорвись, но ничего не поделаешь, надо, чтобы кто-то остался с Моникой. А я сам, как видишь, не могу.
– Ладно, езжай, я посижу с ней. Со спичками играть я ей не позволю, булочки у нас имеются, запас сказок у меня довольно богатый, так что все будет в порядке.
– Хорошо, – вздохнул Алекс. – Да… если что… вдруг… ну, ты понимаешь… звони мне сразу, договорились?
– Договорились. Но будем надеяться, что все будет в порядке, – сказал Кристиан и, напустив на себя довольный жизнью вид, вошел в контору.
– Будем надеяться, – пробормотал Алекс и провел рукой по волосам.


Яркая и веселая зелень молодой листвы деревьев, солнечные блики и жизнерадостное чириканье птиц в парке никак не вязались ни с желтой полицейской лентой, которой было оцеплено место преступления, ни тем более с маленьким трупом, лежавшем в неестественно вывернутой позе возле одной из скамеек. У Алекса сжалось сердце. Странно подвернутая голова мальчика на тоненькой шее была вся в песке, на мертвом детском лице играли нежные тени от листвы деревьев. Алекс почувствовал, что от этой картины становится трудно дышать, обычное хладнокровие покидает его, хочется закричать, воззвать к людям – почему вы так жестоки, за что?! И Алекс стиснул зубы и быстро отвернулся.
– Добрый день, – услышал он рядом как всегда спокойный и добрый голос Лео.
Алекс повернул голову и увидел его самого собственной персоной, серьезного, невозмутимого и с сигарой, которую он как раз собирался разжечь.
– Д-да, – сдавлено отозвался Алекс, пожимая ему руку.
– Да, добрым это утро вряд ли можно назвать, – подтвердил Лео задумчиво, затягиваясь сигарой. – Очень нелицеприятное зрелище.
– Что скажешь? – вяло спросил Алекс.
– Мальчик лет восьми-девяти, на беспризорного не похож, кстати. Убит одним ударом по шее – да и много ли надо такому цыпленку. Убийство произошло между четырьмя и пятью утра. Помяни мое слово, будет сложно искать преступника, возможно, это просто какой-нибудь бомж. А мальчик…может, убежал из дома и оказался тут. Но разбираться в этом уже твое дело. Если что-то будет, я позвоню.
Алекс молча слушал его, и все время его взгляд сползал на маленький труп. Его удивляло, что Лео никогда не выказывает своих чувств по поводу произошедших случаев, видимо, он просто привык и перестал понимать, какое ужасное несчастье произошло.
– Не переживай, – так же спокойно сказал ему Лео. – Ты сам не хуже меня знаешь, как жестоки подчас бывают люди. Но к несчастью мы не умеем воскрешать, мы можем только наказывать тех, кто лишил жизни другого, потому что человек – разрушитель.
Алекс поднял на него взгляд – хотя лицо Лео было как всегда невозмутимым, в глазах у него он прочел глубокое сожаление и печаль – нет, Лео не привык к виду мертвых людей, к этому невозможно привыкнуть человеку с таким сердцем, как у Графа.
– Да, – слабо улыбнулся Лео, потрепав по шее Рекса. – Трудно осознать, но факт. Ну да ладно. Что там Моника?
– Н-нормально, – пожал плечами Алекс. – Через три недели, предположительно.
– Прекрасно, – Лео похлопал его по плечу. – Все будет хорошо. Начнутся твои трудовые будни со вскакиванием по ночам.
Алекс радостно улыбнулся – Граф и представить себе не может, как сильно он ждет этого.
– Спасибо, Лео.
– Ну салют, – попрощался тот. – Жаль, Крис не приехал. Я знаю, он отогрелся бы сердцем, беседуя с Кёльнером. Эд сегодня как раз в боевом настроении и распоряжается всем и вся. Пытался было и мной покомандовать… – Лео добродушно усмехнулся. – Наивный мальчишка.
Алекс засмеялся и оглянулся на Кёльнера – долговязого самоуверенного блондина, который действительно резко распоряжался раздраженными криминалистами и размахивал руками, чувствуя свою значимость.
– Вот дурило, – злорадно пробормотал Алекс. – Сейчас посмотрим, кто кого. Идем, Рекс.
– Рррральф, кому я сказал – не станови сюда свой чертов чемодан! Убрррать немедленно, что за бардак?! – разорялся в этот момент Кёльнер. – Фишер!! А ты что стоишь, как коза на базаре? Отвали в сторону, как фотографу снимать труп, по-твоему, когда ты мельтешишь перед объективом? Как я с вами устал со всеми, Господи…
– Здорово, Эд, – нарочито фамильярно поздоровался Алекс, приблизившись к нему пружинистой походкой. – Как работается?
– А, это ты, – мрачно отозвался Кёльнер, упрямо не глядя на собеседника. – Ну привет. Только давай условимся: я при исполнении, поэтому…
– О, прошу прощения, господин Кёльнер. Вы соблаговолите мне подкинуть материал для расследования или мне вас пытать?
– Какой еще материал, – проворчал Эд. – Ну куда ты тащишь эту пленку, осколок идиота?! – возопил он. – Убери, балда!..
– Если ты будешь и дальше так орать, они просто начихают на тебя. И правильно сделают, между прочим.
– Я им покажу, как не слушаться, – пригрозил Кёльнер. – Они у меня все перед шефом отчитываться будут, лентяи. – Потом он оглянулся на лучезарно улыбающегося Алекса и нахмурился. – Ну, а ты что пришел? Как всегда, несерьезный, хоть мир перевернется. Божья коровка.
Алекс рассмеялся. Его положительно веселил этот раздражительный субъект.
– Да так, заглянул посмотреть, как ты тут справляешься. Может, помочь…
– Ты-то? Избавь меня от такой радости. Все вы, в вашем убойном отделе, только и знаете, что теории на пустом месте разводить. Что ж ты не подослал своего Бёка?
– Он, право же, очень хотел приехать и лично побеседовать с тобой, но я его не пустил. Я не хочу, чтобы на твоей очаровательной физиономии были синяки.
– До моей физиономии он не допрыгнет даже с табуретки.
– Ах, какая у нас приятная беседа. Я бы так и общался с тобой, в твоем обществе, господин Эд, время летит незаметно, но все же попрошу опись вещдоков.
– Раньше приезжать надо было, сам бы и набрал материала, – хмуро ответил Эд, делая попытку уйти. Но Алекс проворно остановил его.
– Куда это мы собрались? Не тормози производство, хватит дурака валять. Давай быстрей, у меня еще куча работы.
– Почему я должен снабжать тебя информацией, которую я сам добыл?! – возмутился Кёльнер, сердито сверкая на Алекса темно-серыми глазами. – Почему все комиссары являются на готовое, а я должен вкалывать, как проклятый?..
– Потому что есть субординация, уважаемый, есть уставы, если хочешь знать, – преспокойно пояснил Алекс, дружелюбно улыбаясь. И хотя внешне Алекс был совершенно спокоен, Кёльнер почувствовал по его голосу, что лучше прекратить ломать комедию. Эд переживал, что иначе Алекс может настрочить на него жалобу его шефу, хотя, хорошенько зная Брандтнера, он бы не беспокоился по этому поводу – Алекс никогда не опустился бы до этого.
– Ну ла-а-адно, – проворчал Кёльнер. – Что с вас взять, бездельники вы все…
Рекс, которому надоело хамство этого противного типа, недовольно заурчал, но Алекс успокаивающе погладил его по голове, давая понять, что дело уже в шляпе – хотя этот дурак и ворчит, теперь ему уже придется сообщить Алексу все, что нужно.
– Ну вот, получай свои данные, вымогатель, – буркнул Эд и вручил ему блокнот с собственноручными заметками.
– С тобой удивительно приятно работать, – сообщил Алекс, запихнув блокнот во внутренний карман пиджака. – Всего хорошего. Пошли, Рекс.
Он развернулся и преспокойно пошел к машине.
– Халявщики, – проворчал Кёльнер под нос и принялся орать на криминалистов с новыми силами.
Когда Алекс уже открывал дверцу машины, у него вдруг запиликал мобильный. Звонил Кристиан, и Алекс похолодел – что-то с Моникой!
– Да, Крис…– пробормотал он, не заметив, как дрогнул его голос.
– Живо в контору, – отрывисто сказала ему трубка. – Я не акушер, в конце концов! Монике плохо…
– Еду, – быстро ответил Алекс, у которого потемнело в глазах. – Рекс!


– Ну?.. – встревоженно спросил Кристиан, мучительно соображая, что делать дальше. Моника вздохнула и слабо улыбнулась.
– Прошло. Воды, пожалуйста…
Кристиан машинально налил в стакан воды и принес Монике, по пути пересчитав всю мебель. Моника сидела перед распахнутым окном, бледная, напуганная и уставшая, и тяжело дышала.
– Ты не волнуйся, это у меня и раньше бывало, – заверила его она. – Врач говорит – тренировка. Это не серьезно, ложная тревога, словом.
– Так, ладно, помолчи пять минут, – взмолился Кристиан и рухнул на стул. – Если ты надеешься, что сможешь убедить меня в том, что ты можешь еще работать бодро и с песней, то ты ошибаешься. Приедет Алекс и заберет тебя домой.
– Но… – обиженно попыталась возразить Моника.
– Нет, – перебил Бёк. – Я боюсь, понимаешь, нет? Что я буду делать, если тревога будет не ложной? Врача вызвать ты мне не даешь, поднимать в комиссариате панику – тоже. Так и будешь страдать в конторе?..
Моника вздохнула. Кристиану стало ее жалко и он смягчил тон.
– Не сердись только, я ведь за тебя же беспокоюсь.
– Ты думаешь, сегодня?.. – неожиданно спросила она и умоляюще взглянула на него. Кристиан растерялся.
– Н-не знаю… Вряд ли, сказали же – три недели.
– Крис…я боюсь… – пробормотала она, уткнувшись в его плечо. – Я такая беспомощная, но все ждут от меня победы, я не могу не оправдать ваших надежд…
– Ну-ну, все обойдется, – бодро заявил Кристиан и неуверенно нахмурился.
В этот момент в контору влетел Алекс, напоминавший ураган, если только можно представить ураган с горящими глазами.
– Что случилось?! – прогремел он встревоженно, бросаясь к Монике.
– А можно потише? – возмутился Кристиан. – Ты и в роддоме так же орать будешь? Ребенка напугаешь, он и передумает рождаться.
– Прошу прощения, – смутился Алекс, присаживаясь рядом с женой. – Ну так что, как ты, Мон?
– Уже все хорошо. Просто малыш почему-то стал брыкаться. Что-то ему не понравилось, – пожала плечами она. Она расслабилась и почти совсем успокоилась, рядом был Алекс, она могла позволить себе передышку и обмякла в его сильных руках. Рекс маялся рядом, но на почтительном расстоянии, так как фрау Хайек внушила ему, чтобы он не вздумал облизывать хозяйку.
– Что ж не понравилось, домой надо, мамуля, вот что! – вознегодовал Кристиан.
– Алекс, он меня прогоняет, – пожаловалась Моника.
– Дорогая, но ведь он прав, тебе надо домой, опасно здесь оставаться… Я чуть с ума не сошел, когда Крис мне позвонил. Как ты меня напугала, солнышко…
– И тебе было страшно за меня? – в восторге спросила она.
– Глупенькая, ну конечно, да! – Алекс вздохнул и прижался губами к ее похолодевшему лбу. – Как ты сейчас?
– Средней паршивости, – пожала плечами она. – Не уезжай больше, пожалуйста. Я теряюсь, когда тебя нет, и впадаю в панику. Не уйдешь?
– Не уйду, – пообещал Алекс задумчиво.
– Где там записки Кёльнера? – устало спросил Кристиан, который все это время говорил с кем-то по телефону. – Сейчас буду разбираться в этом деле, пока окончательно не рехнулся.
Алекс перебросил ему блокнот.
– Он передавал тебе пламенный привет.
– Алекс, ты меня нарочно искушаешь выругаться в присутствии беременной? Как не стыдно, – проворчал он, пролистывая записную книжку.
Алекс переглянулся с Моникой и засмеялся.
– Не сердись, старик. Что ты такой нервный? Приведи себя в порядок. У тебя такой растерянный и перепуганный вид, как будто схватки были не у Моники, а у тебя.
– Смешно, – одобрил Кристиан, приглаживая челку. – Ты бы поставил себя на мое место, железный комиссар.
– Хватит вам, – прервала их Моника, которой было неудобно наблюдать такую суету из-за себя. – И вообще, забудьте о том, что было. Не люблю, когда меня так отчаянно жалеют и носятся со мной. Занимайтесь своим расследованием, я тоже послушаю. Мне надо отвлечься.
– Отвлечься? Убийством? Алекс, у твоей жены странные вкусы.
– Сам разберусь, – строго ответил Алекс, с гордостью поцеловав Монику.
– Вот и разобрались, – удовлетворенно констатировал Кристиан и захихикал, уткнувшись в блокнот. – О Боже, этот Кёльнер совсем дурак.
– Чего смеемся? – поинтересовалась Моника в перерыве и снова приникая к Алексу.
– У него тут стихи, – радостно сообщил Кристиан. – Что-то вроде «свет мой, зеркальце». Сразу видно, человек любит свою персону. Ну и правильно. Как такого не любить? Грешно просто. От его божественного голоса даже в ушах закладывает.
Рекс весело тявкнул в подтверждение. Он тоже недолюбливал этого типа.
Воцарилось молчание. Кристиан чесал за ухом пришедшему к нему Рексу и углубился в чтение заметок, а Моника и Алекс были всецело поглощены своими поцелуями.
– Интересное дело, – хмыкнул Кристиан, откладывая блокнот.
– Что-что? – переспросил Алекс сонно.
– Ничего. Говорю, кому могло понадобиться убивать такую малявку? Что он такого сделал? Может, его родитель просто неосторожно ударил его по шее…
– Дети таких родителей редко бывают так хорошо одеты, как этот бедняжка, – возразил Алекс и невольно содрогнулся, вспомнив солнечные зайчики на посиневшем пластилиновом личике – эта картина, пожалуй, еще долго будет сниться ему.
– Не знаю. Всякое бывает. Интересно, откликнется ли кто-нибудь на объявление об опознании…
– Будем надеяться, да. Но на крайний случай есть одна зацепка, ты же читал описание его одежды. У него на курточке было вышито имя «Хельмут», может, хоть на эту примету кто-нибудь откликнется.
– Знаешь, сколько Хельмутов живет в Вене? Не меньше сотни, – проворчал Бёк.– Если б там фамилия была…
– Ну уж, тогда пусть и убийца явится к нам с повинной. Мне не нравится такое твое настроение. Надо мыслить более реалистично, Крис.
– А я не умею реалистично. Я чертов мечтатель, бодай меня кукуруза. Я лучше пойду попытаю счастья, авось, смогу что-нибудь выяснить.
– Может, и Монику заодно подбросишь домой… – начал было Алекс, но Моника возмущенно отозвалась:
– Что-о?! Это еще что за заговор?! Я против, ясно? Бросить меня дома одну – прекрасный выход из положения.
– Ну что ты, почему же бросить, – попытался успокоить ее Алекс. – Я только боюсь, что если ты будешь и дальше оставаться в конторе…
– В конторе хотя бы есть ты, – нахмурилась Моника. – А дома? Если дома что-то случиться, что я буду делать одна?
Алекс сдался. Она была права. Ситуация казалась ему безвыходной – одну ее теперь и правда нельзя оставлять, сидеть с ней дома невозможно, а в конторе на каждом шагу уголовщина и всякая гадость, которую не стоит наблюдать беременным.
– Ну хорошо, – согласился он. – Оставайся сегодня здесь, но вечером позвоним фрау Хайек, чтобы она приезжала поскорее.
– Ну так, я пойду? – нетерпеливо спросил Бёк, переминаясь с ноги на ногу.
– А ты еще здесь? – удивился Алекс. – Иди. И Рекса прихвати, он хочет гулять.
Рекс взмахнул хвостом и радостно взвизгнул. Кристиан оценивающе взглянул на Алекса и со вздохом позвал Рекса:
– Ну идем. Хороший пес. Твоему хозяину сейчас и так есть с кем возиться.
– Я хочу, чтобы это убийство раскрыли, – заявила Моника, прижимаясь виском к подбородку Алекса.
– Раскроем. Надеюсь, Крис принесет в клюве полезную информацию.
– Тебя-то я заблокировала и мешаю работать, – в тон ему продолжила она.
– А я совсем не против, – бодро соврал Алекс. – Ты расслабься. Все хорошо.
Моника улыбнулась и закрыла глаза. Алекс с тоской посмотрел в окно. Сейчас он готов был бы вкалывать сколько угодно даже без перерыва на булочку, если бы ему предложили сделку – работать, зная, что с Моникой все в порядке, или сидеть без дела рядом с ней, ломая голову, что будет дальше и как ей помочь.


«Облака рассеивались, таяли, растворялись в медленно гаснущем красном небе. Мучениям пришел конец, и тот, кто казался врагом, спас три жизни. Все решится в момент, когда наступит долгожданный рассвет, когда из моря возродится день». Странные слова складывались в причудливый текст, снова и снова перед глазами оказывались обугленные по краям страницы старой книги с огненными буквами. Монику мучило это видение, оно беспокоило и тревожило ее сознание.
– Когда из моря возродится день, – с тихим стоном пробормотала она.
И тут ей показалось, что вся картина, мучившая ее воображение, разбилась и распалась на куски – мягкий ласковый голос Алекса вступил в ее сон.
– Родная, что с тобой? – звучал голос, рассеивая холод и страх. – Проснись, это просто кошмар…
Моника стряхнула оцепенение и обнаружила, что сидит на месте Рекса, крепко прижавшись к сидящему рядом Алексу и вцепившись в его руку с такой силой, что остались красные следы от ее ногтей.
– Алекс, – пробормотала она и с облегчением вздохнула. – Алекс, я больше не могу…
По ее щекам покатились холодные слезы, а Алекс вконец растерялся. Он не знал, в чем дело – то ли ей опять плохо, то ли она все еще переживает свой кошмарный сон. Больше всего ему хотелось помочь ей, хоть как-то облегчить ее страдания, но он не знал, как, и только ласково гладил и целовал ее шелковистые волосы.
– Все будет хорошо, я же с тобой, – тихо сказал он.
– Правда? – с наивным доверием спросила Моника, хлюпнув носом.
– Честное слово. Ты мне веришь?
– Да, – Моника начинала успокаиваться, голос мужа звучал настолько твердо и спокойно, что она почувствовала прилив сил – по крайней мере, он понимает, что ей тяжело и не ждет от нее ничего сверхъестественного.
– Ну, значит, все будет прекрасно. Ты у меня самая лучшая на свете.
– Но я такая маленькая… и беспомощная…
– Ты не беспомощная. Я же рядом, разве я допущу, чтобы с тобой что-то случилось? Успокойся, милая. Все прошло.
Моника в последний раз всхлипнула и стала задумчиво теребить обручальное кольцо на пальце Алекса. Она и сама не замечала, что ведет себя как больной ребенок – раз мама сказала, что все будет хорошо, значит, она защитит от всего плохого. И хотя Алекс и не подозревал, какую жизненно важную поддержку он сейчас оказывает ей своим невозмутимым ласковым спокойствием, он чувствовал, что ему самому впадать в панику нипочем нельзя.
– А где Крис? – вяло спросила она, постепенно возвращаясь к реальности.
– Он все где-то бегает. Мне кажется, он выясняет что-то у парковых бродяг, это для него святое дело. Может, ему и повезет, – пожал плечами Алекс, задумчиво играя с тонкой бледной кистью руки Моники.
– А на опознание никто не явился? А то я, похоже, все проспала…
– Нет пока, но его мать нашлась. Мы передали на государственное телевидение объявление о приметах малыша, так вот она сама теперь в таком состоянии, что не может никуда ехать. Она была в отъезде, вернулась только сегодня утром, а мальчик пока оставался на попечении горничной. И горничная куда-то пропала, а хозяйка подумала, что они с малышом просто пошли куда-то гулять с утра и вот-вот придут, но они все не приходили. И тут она увидела объявление по телевизору. Теперь горничная у нас – главная подозреваемая…
– Но зачем ей было убивать сына хозяйки?.. – Моника удивленно взглянула на Алекса. – Мотива никакого.
– Вот это-то нам и предстоит выяснить. Но ты не бери в голову, – Алекс жизнерадостно улыбнулся. – Тебя это не касается. Твоя задача – пребывать в хорошем настроении. Нос морковкой, понятно? Вот и умница.
Моника засмеялась и с удовольствием ощутила ободрительный и нежный поцелуй.
Из коридора послышался веселый лай и быстрые шаги, и вскоре в контору ввалилось нечто в пожеванных грязных одеждах, отдаленно похожее на Кристиана. Увидев его в дверях, Моника покатилась со смеху и сорвала весь поцелуй.
– А, это ты? – немного недовольно приветствовал его Алекс и тоже невольно усмехнулся. – Что за маскарад?
– Я ОЧЕНЬ долго валял свою одежду в песке, если хочешь знать, – сообщил Бёк, кидаясь к бутылке с водой. – Устал, как черт. Рекс, уйди. Рекс, кому говорят. Не надоело веселиться? Кстати, познакомьтесь: господин Равенхорст – мой главный гример. Он помогал мне приводить нормальную одежду в такой вот неприличный вид. Зато у меня для вас куча сведений.
– Ну-ка, это становится интересно, – потер руки Алекс.
– Ну так вот. После непродолжительной перебранки с разбуженным бомжом, который спал под газетой… – начал было Кристиан с удовольствием. Но продолжить ему помешал хриплый голос со стороны двери:
– Э…мм… могу я видеть комиссара Брандтнера?..
Алекс напустил на себя приветливо-официальный вид, встал, мягко высвободившись из объятий Моники, и подошел к вошедшему мужчине лет сорока, в лаковых ботинках, белой рубашке в тонкую черную полосочку и парадных штанах со стрелками. Вошедший с крайним неудовольствием взглянул и на потрепанного Кристиана, который все еще мог сойти за бродягу.
– Добрый день, – поздоровался Алекс, пожимая протянутую руку. – С кем имею честь?
– Оскар Эванс, – отрекомендовался посетитель. – Я по поводу…найденного трупа Хельмута…
Моника с интересом рассматривала пришельца, гадая, кто это может быть. Он был взволнован, опечален, но не больше того, – вряд ли это отец мальчика или близкий родственник. И Моника угадала.
– Мои соболезнования, – Алекс помрачнел. – Вы его родственник?
– Я его отчим, – со вздохом кивнул Эванс, которого, по-видимому, больше печалила необходимость тащиться в полицию. – Видите ли, моя жена, мать Хельмута, в таком состоянии, что пришлось сделать ей укол снотворного, чтобы она заснула. Она в шоке и в глубочайшем горе, она не хочет верить в произошедшее. Но это факт, к сожалению…
– Да, – сухо подтвердил Алекс, которому не понравилась его интонация. – Прошу вас, присаживайтесь. Я был бы вам признателен, если бы вы ответили на пару вопросов.
– Пожалуйста, – согласился Оскар, усаживаясь в довольно свободной позе.
– Итак, начнем с того, давно ли вы были знакомы с Хельмутом и его матерью.
– Два года. Мы с ней познакомились на работе, мы оба фотографы. Я знал, что у нее уже есть пятилетний сын, но все равно женился на ней и даже дал ребенку свою фамилию. – Последние слова он произнес с таким чувством собственной неотразимости и благородства, что Моника и Кристиан недовольно переглянулись, а Рекс почесал за ухом.
– Какие у вас были отношения с мальчиком?
– Не могу сказать, чтобы мы обожали друг друга. Он не одобрял меня. Да, мне кажется, и отдалился от собственной матери за ее выбор. С ним подчас было тяжело, он был слишком замкнут в себе и в каких-то своих мыслях. Но я честно пытался наладить мосты между нами, ездил с ним гулять, таскал его с собой всюду, словом, как настоящий отец. И все ради его матери. Но этот маленький чертенок продолжал враждовать, нарочно не вступая в контакт ни с кем из нас. Он был очень упрям. Да что говорить, теперь он уже с ангелами. По большому счету, он ни в чем не был виноват.
– Дети никогда ни в чем не виноваты, виноваты взрослые, – строго добавила Моника. Оскар покорно кивнул, решив не препираться с полицией.
– Но ведь он жил с вами? Почему вы не подняли тревогу, вы разве не знали, что ночью его не было дома? – продолжал допрос Алекс.
– Ни меня, ни моей жены дома не было. Вчера в шесть вечера мы уехали с ней в пригород на вечеринку, а потом решили остаться там на ночь. Мы знали, что с мальчиком осталась горничная, мы думали, все будет в порядке. А когда приехали утром, ни ее, ни малыша не было дома. И мы подумали, что они куда-то пошли гулять, но их все не было, а потом это неприятное объявление…
– Где ваша горничная, вы до сих пор не выяснили?
– Нет, ее домашний телефон не отвечает. Скорее всего, она просто удрала. Может, она и как-то замешана в этом, хотя, вроде бы, была вполне приличная девушка. Да и мы бы не стали нанимать кого попало, у нее прекрасные рекомендации.
– А ребенок не мог сам сбежать?
– Вообще-то, ему могло стукнуть такое в голову, но вряд ли ему это удалось бы.
– Хорошо. Расскажите нам, пожалуйста, кто такой был отец Хельмута, можно ли с ним как-то связаться…
Оскар надулся.
– Вряд ли это возможно. У него не все дома. Никто даже понятия не имеет, где он может быть. Он развелся со своей женой давно, когда Хельмуту было всего два года, с тех пор он всего несколько раз навещал сына. Но, если хотите, я сообщу его приметы. Его имя Георг Дорфер, ему тридцать пять, если не ошибаюсь. Когда был в своем уме, работал с одной театральной дивой, был ее личным фотографом, делал большие успехи, а потом рехнулся. Его довольно легко узнать по безобразному шраму на левой щеке…
– Шраму?! – хором с Кристианом ахнула Моника. Алекс и Оскар удивленно воззрились на них, а Рекс вопросительно наклонил голову.
– В чем дело? – поинтересовался Алекс. Моника смутилась и промолчала – не могла же она сказать, что ей «что-то такое приснилось», а Кристиан покосился на Оскара и сказал:
– Нет-нет, ничего, прошу прощения. Продолжайте.
После этого Оскар оставил приметы и координаты горничной, а потом откланялся. Рекс проводил его любопытным взглядом, поудобнее уложив морду на лапы. Зато стоило Эвансу выйти, как Кристиан вдохновенно заговорил:
– Это и есть убийца, дело в шляпе!
– Кто, этот фрик? – лениво спросил Алекс и с интересом посмотрел на Бёка.
– Да нет, – нетерпеливо отмахнулся тот. – Этот, со шрамом. Я ведь так и не рассказал, что мне сообщил один милый старикашка, который поначалу грозился произвести какие-то метаморфозы с моей мордой. Потом он, правда, передумал драться, «стрельнув» у меня пару сигарет.
– Сигарет, значит? – строго переспросила Моника.
– Ага, – подтвердил Кристиан рассеянно. – А что?
– Да нет, продолжай, очень интересно, – с улыбкой ответил Алекс и подмигнул Монике.
– Ну вот. В общем, он видел какого-то типа с обезображенной физиономией, который вполне мирно прогуливался с мальчиком, по описанию точно подходящим под Хельмута. Было около полуночи. Что было потом, он не знает, но полицейские, как он здраво заметил, не даром же там шныряли утром, и он скамейку дает на отсечение, что разбирали убийство того самого «парня» и что преступник – его спутник. Я ему сказал, что в полиции ему чего-нибудь отломилось бы за показания, но он панически боится людей в форме, бедный старикан.
– Ну что, дело почти выгорело, – Алекс с удовольствием потянулся, вытянув ноги далеко под стол. Рекс тут же принялся рьяно грызть шнурки на его ботинках, высунувшихся из-под стола. – Теперь осталось всего-то ничего – найти Дорфера и доказать его вину. Свидетельства бомжа все-таки маловато. Может, если найдем горничную, это что-то изменит… – Алекс помолчал, сложив руки на животе и задумчиво наблюдая веселую борьбу Рекса со шнурками. Потом он поднял голову и светлым невинным взглядом посмотрел на Кристиана. – И тебе, друг сердечный, придется поездить по городу самому.
– Да уж я догадываюсь, – мрачно отозвался тот.
– Только переоденься во что-нибудь поприличнее. Иначе у тебя будут неприятности с полицией. Ты охрипнешь, пока докажешь им, что удостоверение и значок твои, что на фото в удостоверении действительно ты, а не твоя троюродная бабушка, устанешь поворачиваться так и этак, чтобы они сравнили фото с тем, что имеется в наличии, то есть с тобой. Они такие тупые, эти служители правопорядка…
– Ты по мне судишь? – усмехнулся Кристиан.
– Но-но, я не про убойный отдел. Я про городскую полицию. А мы, следователи…
– Верно. А мы, следователи… – Кристиан гордо задрал нос и потопал к двери, чеканя шаг. – Слышь, Рекс, ты будешь шнурки жевать или гулять пойдешь? Считаю до трех. Мы, следователи, народ нетерпеливый.
Рекс не заставил приглашать себя дважды и с радостным цоканьем побежал к Кристиану. Но предварительно – что вызвало в Бёке полную тоску – пес прихватил со своего места свой любимый пятнистый мячик. Моника невольно улыбнулась смене бодрого выражения на лице друга на скучное и вялое.
– Играть мы не будем, – как можно более строго заявил Кристиан. – Мы идем работать, уважаемый. Понятно? И валять Кристиана в грязи мы больше не будем. Хорошего понемножку.
– Не пытайся сложить губы трубочкой, – посоветовал Алекс со смехом. – Тебе от него не убежать. Молодец, Рекс.
Рекс радостно тявкнул и завилял пушистым хвостом.
– Если я вернусь в еще более плачевном виде, Алекс компенсирует веселье своего пса уборкой моей квартиры, – злорадно сказал Кристиан, уходя.
– Мечтать не вредно, – добродушно отозвался Алекс. – Я и в собственном-то доме никак не возьмусь за пылесос…
– А надо бы, кстати, – напомнила Моника.
– Милая, я прихожу домой в таком состоянии, что еле доползаю до кровати…
– Боже, как он оправдывается! Да я и сама знаю, дурачок. Я просто теоретизирую, а вовсе не жду, что ты сейчас же вприскочку побежишь делать уборку. Да и все равно не дождусь, – весело надулась она.
– В выходной я все сделаю, обещаю, – торжественно объявил Алекс, вставая и направляясь к продолжающей сидеть на лежанке Рекса Монике. И хотя он понимал, что сдержать слово ему будет ох как нелегко, возражать Монике сейчас он считал просто антигуманным.


– Какая глупость, эти старые домишки, – проворчал Кристиан, входя в обшарпанный дворик. – А, Рекс? И чего мы сюда приперлись? Все равно никого дома не будет.
Рекс склонил голову набок и заурчал. Его мало интересовало, будет ли разыскиваемая горничная дома, он просто наслаждался прекрасной погодой и предвкушал, как затащит в парк Кристиана, а там уж несчастному не будет спасения.
– Ладно уж, пошли, хоть попробуем, – вздохнул Бёк, решительно направляясь к аккуратной зеленой двери подъезда.
В эту минуту во дворик вошла тучная приземистая женщина средних лет в жутких кудряшках, с причудливо завязанным легким шарфиком на шее и тремя подбородками. Она твердым шагом двигалась к той же зеленой двери, как вдруг из этого подъезда вышла невысокая рыжая девушка, похожая фигурой на афишную тумбочку. Она воровато озиралась по сторонам, словно боялась, что ее сейчас застукают, и волокла за собой огромную потрепанную спортивную сумку – своей комплекцией и гибкими движениями она напоминала пушистую проворную рыжую кошку. В общем-то, Кристиан не обратил бы внимания на появление во дворике двух подобных персонажей, хотя и по профессиональной привычке подметил подозрительно запуганный взгляд рыжей девушки, но тут произошла странная вещь: заметив вышеупомянутую девушку, к ней с гиканьем рванула та самая тучная тетка.
– Камилла Ледер, вот ты и попалась! – пророкотала тетенька с завязанным морским узлом шарфиком.
– Ледер?! – растерянно пробормотал Кристиан, очумело оглядываясь.
Но рыжая девушка, вопреки уверенности грозной фрау, вовсе не попалась. Она пересекла двор с такой скоростью, что Кристиан и глазом моргнуть не успел. Она бы так и убежала, но Бёка из оцепенения вывел жалобный вопль тетки, комплекция которой не позволила ей пуститься в погоню:
– Задержите ее!..
Эта фраза возымела магическое действие – Кристиан и Рекс рефлекторно бросились вдогонку, причем Бёк в отличие от Рекса все еще плохо осознавал, какая удача им сейчас подвернулась.
Девушка неслась с такой космической скоростью, что даже Рекс немного выдохся, когда друзья все-таки настигли ее.
– Именем закона, стоять! – выпалил Кристиан из последних сил, хватая ее за запястье.
– Но я ничего не сделала, – пробормотала Камилла, задумчиво отбиваясь.
После пары довольно увесистых тумаков, полученных от сопротивляющейся девушки, Кристиану наконец удалось поймать и вторую ее руку и защелкнуть наручники. Теперь можно было отдышаться.
– Так, – вздохнул Бёк. – Вы – Камилла Ледер?
– Да, – рассеянно ответила девушка, удивленно рассматривая блестящие наручники, которые замкнулись на ее запястьях. – Но я ничего не…
– Посреди улицы мы с вами отношения выяснять не будем. Мы поедем в полицию. А уж там, в спокойной обстановке, и разберемся, что с вами делать.
– Но я ничего… – как заведенная повторила Камилла и умоляюще взглянула на Бёка. Рекс заворчал.
– Идем, – строго пресек Кристиан.
Он был настолько рад неожиданной удаче, что и думать забыл о том, чтобы сводить вначале Камиллу к той странной даме, продолжавшей разоряться во дворе. Камилла была усажена на переднее сидение и заботливо пристегнута ремнями безопасности. Рекс с любопытством высунул добрую морду с заднего сидения, так что бежать арестантке было некуда, и Бёк даже снял с нее наручники.
Едва Кристиан взялся за ключ зажигания, как Камилла умоляюще заговорила:
– За что вы меня арестовали, я ведь ничего не…
– Простите, вы знаете что-нибудь, кроме этой фразы? – резко отозвался Кристиан, который злился, что машина кашляет и не заводится. Камилла замолчала. Бёк поднял на нее взгляд и суровое выражение моментально исчезло с его лица. Большие серые глаза девушки блестели, а по густо покрытому первосортными веснушками носу-кнопке стекала слезинка. Рекс заурчал. Кристиан шумно вздохнул и уже смягченным тоном сказал:
– Ну, не надо только. Я не хотел вас обидеть.
– А что теперь со мной будет? Меня посадят? – несчастным голосом спросила его подопечная.
– Все зависит от того, каков ваш проступок.
– Но ведь я ничего… – с отчаянием пролепетала она.
– Вы так настаиваете на этом? Тогда объясните, кто была эта странная дама, которая вас преследовала?
– Это моя квартирная хозяйка… Я задолжала ей за два месяца…
– Почему же вы так влезли в долги? Ведь вы, если не ошибаюсь, работаете горничной в довольно обеспеченной семье, фамилия Эванс вам ни о чем не говорит?
При упоминании об Эвансах, Камилла задрожала как осиновый лист, и с веснушчатого лица полился настоящий водопад слез.
– Я не знала, что так получится… Честное слово, не знала… Не арестовывайте меня, у меня в Эйзенштадте больная мать, всю свою зарплату я отправляла ей, для ее лечения, потому и так припозднилась с квартплатой…
Кристиан вздохнул. Жалобный тон арестантки мешал ему рассуждать трезво и беспристрастно. Он оставил тщетные попытки завести мотор, развернулся к Камилле в пол-оборота и сказал:
– Тогда давайте так. Вы мне расскажете, что произошло и в чем вы не виноваты, а я подумаю, что с вами делать. Идет?
– Хорошо, – покорно согласилась Камилла, размазав слезы по лицу. – Я работаю у фрау Эванс уже четыре года, с момента, как приехала в Вену. Это человек, который помог мне выжить в чужом для меня городе. Я благодарна и ей и всей ее семье, они вообще-то хорошие люди… И господин Эванс, он так хорошо относился к этому бедному мальчику… Я знаю, они искали меня утром, я не подходила к телефону… Я боялась, что меня арестуют… Избежать этого не удалось, правда…
– А вы знали прежнего мужа фрау Эванс?
– Да. Он навещал Хельмута, они ездили гулять по воскресеньям… Не отрицаю, он был с большими странностями, милый чудак, но я не могу назвать его плохим человеком. Он был очень ласков с сыном, для малыша он всегда оставался единственным человеком, которому можно верить – мальчик слишком болезненно переживал появление в доме отчима. А два года назад с ним произошел несчастный случай, авария, господин Эванс сказал – по пьяной лавочке, хоть я и не верю в это. И с тех пор у него на лице остался этот ужасный шрам, а сам он немного помутился разумом. Говорят, у него даже бывали провалы в памяти. Он стал навещать сына все реже, Хельмут очень переживал, а вскоре господин Эванс запретил впускать господина Дорфера в дом и позволять ему общаться с мальчиком, ссылаясь на то, что он невменяем. И правда, однажды Георг устроил скандал, обвиняя в каком-то предательстве Оскара, я не поняла тогда, о чем была речь – господина Дорфера быстро выпроводили. Фрау же все-таки позволяла отцу с сыном видеться, так как знала, что значат эти встречи для Хельмута.
– Так. Уже лучше. Теперь расскажите, что произошло вчера вечером. Только не волнуйтесь, пожалуйста. Я должен заносить в протокол членораздельную речь, а не всхлипы и вздохи, – ободряюще улыбнулся Кристиан. Камилла утвердительно качнула головой и продолжила более уверенно:
– Ну вот. А вчера хозяева уехали на какую-то вечеринку в пригород, на виллу своих знакомых, а я с Хельмутом осталась дома. Часов в восемь позвонила хозяйка и предупредила, чтобы Хельмута я уложила спать сама, поскольку они останутся на вилле ночевать. В половине девятого пришел господин Дорфер. Узнав, что господ нет дома, он пришел в восторг и стал умолять, чтобы я позволила ему погулять с Хельмутом, всего полчасика, как он говорил. Если бы я знала, чем это закончится, я бы никогда в жизни не допустила этого… Да и господин Эванс запрещал… Но ведь хозяйка не имела ничего против, подумала я. И мальчик в последнее время такой печальный, он скучал по отцу… Я колебалась, и тогда Георг предложил мне вознаграждение.
– И вы согласились? – с досадой нахмурился Кристиан.
– Нет, – гордо ответила Камилла и строго посмотрела на него. – Конечно нет! Я не поддаюсь на такие уловки. Я отпустила мальчика просто так, решив, что хозяева все равно ничего не узнают, а Хельмут хоть немного развеется, бедный малыш.
– Вы сейчас значительно облегчили свое положение, – с улыбкой заметил Бёк. – Если бы в ходе следствия обнаружился факт подкупа, доказать ваши бескорыстные намерения не смог бы уже никто. Вы умница. Дальше?..
– А дальше он посадил Хельмута в машину и уехал с ним, – вздохнула Камилла, все же успокоенная заявлением Кристиана. – И когда перевалило за полночь, я забеспокоилась. Но я знала, что Хельмут в надежных руках и решила не волноваться. Но я ошиблась… да и кто мог предвидеть? Утром я услышала сообщение по радио, поняла, что это и есть мой маленький воспитанник… и удрала домой. Мне было страшно. Я знаю, это безответственно, но… я вспомнила о матери и испугалась за нее, ведь она… она погибнет, если меня посадят… Только теперь уже все равно. Меня ничто уже не спасет, я сама виновата, самой же надо и отвечать…
Кристиану понравилось пробудившееся гражданское сознание девушки, его даже рассмешил этот трагический дрожащий голосок, и он улыбнулся. Рекс тоже одобрил интонации арестантки и задумчиво лизнул ее в щеку.
– Не переживайте так, мне кажется, есть немалые шансы спасти вас от заключения, – сказал Кристиан и почесал Рексу за ухом. – По большому счету, ваше дело маленькое. Ну, припаяют какую-нибудь ерунду. Дадут год условно. Учитывая все обстоятельства… Нет, вряд ли вас посадят.
Камилла расплылась в улыбке, глаза загорелись, а круглое веснушчатое лицо засветилось и стало похоже на солнце в зените.
– Вы правда так думаете? – чуть не плача от восторга, спросила она.
– Я всегда говорю то, что думаю. Это очень накладно и часто даже больно, но по-другому не умею, – улыбнулся Бёк в ответ и возобновил свои попытки завести машину.
– Ой, да и я вас немного побила, кажется… – покраснела Камилла.
– Чтобы меня побить, это надо постараться. Все в порядке.
Камилла утешилась и от полноты чувств даже чмокнула Рекса в пушистую морду. Рекс удивленно повел ушами и заурчал. «Всем бы быть такими сознательными», – удовлетворенно подумал пес.


Стрелки часов подходили к семи. Алекс и Кристиан были погружены в работу, Моника скучала. Она сидела у окна и задумчиво пудрила нос. Ей по-прежнему очень хотелось спать, но даже задремать она не решалась – из боязни, что ей снова приснится какой-нибудь кошмар о книге и прочий бред. «Интересно, с чего это у меня, – думала Моника рассеянно. – Все-таки хорошо, что Алексу я ничего не рассказала про этот дурацкий сон. Он же паникер, он бы упек меня в больницу. Брр, больница…» Ей живо представились круглые выпуклые лампы над головой на одном огромном диске, напоминающем клетку для яиц, склонившиеся над ней лица врачей в хирургических масках… Моника поежилась и зажмурилась, чтобы стряхнуть неприятные мысли. А когда она открыла глаза, оказалось, что она уже в объятиях Алекса.
– А ты откуда появился? – удивилась Моника.
– Ты так сжалась в комочек, мне показалось, что тебе плохо, – растерянно ответила Алекс. Моника улыбнулась и спрятала лицо на его груди. В последнее время растерянный тон у ее ненаглядного был все более частым и ее это почему-то жутко веселило. А он просто боялся сказать какую-нибудь глупость, от которой Монике все равно не станет лучше и которая может просто вызвать ее раздражение, и потому терялся всякий раз, как видел, что с ней что-то не так. В начале ее беременности он не так реагировал на подобные мелочи, но чем ближе время подходило к маю, тем больше он беспокоился за Монику.
– Глупость, верно? – вздохнул он печально. Моника засмеялась.
– У тебя разовьется комплекс, – предупредила она весело. – Перестань.
– Глупость – это то, что мы заблудились в трех соснах, – недовольно заметил Кристиан. – Это какое-то свинство, располагать полным комплектом примет и быть не в силах найти одного несчастного типчика.
Рекс тявкнул и принялся с хрустом и чмоканьем грызть большую косточку для чистки зубов. Ему все равно было весело и он знал, что убийцу в конечном итоге все-таки найдут.
– От нас уже ничего не зависит, – пожал плечами Алекс. – Вся надежда на то, что где-нибудь обнаружат машину Дорфера. А пока нам придется только ждать.
– А вот мне кажется, что душа не чиста у этого Оскара. Он противный, – заявила Моника. Рекс громко гавкнул и даже оторвался на миг от косточки.
– Мне тоже так кажется, – поддержал Монику Алекс. – Скользкий какой-то тип.
– И про Дорфера было сказано, что до аварии он был вполне нормальным чудаком, – добавил Кристиан, включая и выключая кнопочную ручку об стол, причем при выключении она всякий раз подскакивала, что очень развлекало Рекса. – А после аварии Оскар вообще запретил его пускать, потому что имел место отвратительный скандал.
– Оскар, говоришь, запретил? – нахмурился Алекс. – Ну-ка, проверь-ка счета фрау Дорфер и господина Эванса. Мне это все очень подозрительно.
– А что ты думаешь, милый? – с любопытством спросила Моника.
– Да так. Всякие мысли копошатся, – беззаботно подмигнул Алекс и легонько коснулся указательным пальцем кончика ее носа, хотя Моника заметила, что он все еще складывает в уме какую-то головоломку.
– Какой ты скрытный, а… – с улыбкой надулась она.
– Да что ты, разве я могу что-то скрывать от моей Моники?.. – ангельски ответил Алекс и тут же добавил совсем не к месту: – Крис, перебрось-ка мне сюда материал по аварии, который ты геройски добыл.
– А говоришь, не скрываешь, – проворчала Моника. – Ну и пожалуйста, молчи. Мне и не интересно.
– Рекс, неси папку хозяину, – подозвал пса Бёк. – Швырять через всю контору в живую мишень с беременной под боком я не собираюсь.
– Мон, солнышко, не сердись. Почитай журнал.
– Еще добавь: съешь кашу и одень теплые носки, – недовольно сказала она и послала Рекса за журналом. – Только не тот, который сверху лежит. Там на обложке модель, похожая на лошадь. Молодец, Рексик.
Рекс не имел ничего против того, чтобы его немного погоняли. Ему было приятно, что о нем вспомнили и что он так нужен окружающим. Даже косточка стала казаться ему особенно вкусной после перерыва.
Некоторое время все помалкивали. Кристиан, правда, что-то насвистывал, и по его свисту можно было понять, как продвигаются дела.
– Денег не будет, прекрати, – заметила Моника, сонно глядя на глянцевые картинки. Кристиан дернул плечами.
– Не у меня, а у фрау Дорфер, я же ее счета проверяю. А мне и так терять нечего. Кстати, Алекс. Возрадуйся: Оскар беден, как церковная мышь. На его имя в основном приходят только бесконечные счета, а оплачивает он по чекам жены.
Алекс хитро улыбнулся.
– Как приятно это слышать…
– А что такое-то? – небрежно спросила Моника, словно ей ни капельки не было интересно. Алекс посмотрел на нее и не сдержал улыбки – ее глаза горели таким любопытством, что ему захотелось сгрести ее в охапку и как следует поцеловать.
– Ничего особенного, дорогая. Просто мне кажется, что во всем виноват именно Оскар. Пусть косвенно, но тем не менее у него совесть далеко не чиста…
– …даром, что штаны со стрелками, – подхватил Кристиан.
– Да. По-моему, дело обстоит так: ему нужны были деньги фрау Дорфер, которая как раз оказалась свободной на тот период, единственное что мешало – наличие бывшего мужа. Хотя тот и не претендовал на капитал экс-жены, у него водились и свои финансы, Оскар все же боялся потерять свое господство. В конце концов он устроил ему аварию, чтобы заодно сделать и Хельмута наследником денег отца – тут он хотел убить двух зайцев. Если бы Дорфер погиб, Оскар заполучил бы по праву опекунства и деньги Георга, – а у него достало бы ума заделаться опекуном Хельмута, вот и фамилию ему он дал свою, – и избавился бы от соперника, как-никак, и на любовном фронте, который, к тому же, мог запросто лишить его всего сразу, помирившись с фрау Эванс. Но Дорфер выжил, он только повредился в уме и получил удобную для полиции отличительную черту в виде шрама. Возможно, в результате одного из таких припадков или провалов в памяти Георг и ударил собственного сына, хотя по словам горничной души в нем не чаял.
Кристиан и Моника переглянулись. Алекс так аккуратно пристроил все факты по местам, что из осколков словно сложилась мрачная, но уже четкая картинка. Рекс с удовольствием заурчал и с умилением посмотрел на хозяина. «Ах, умница! Весь в меня», – радовался пес.
– Да-а, – протянул Кристиан, в задумчивости выпустив ручку, которая, выключившись, отскочила от стола и улетела в угол комнаты. Рекс с охотничьим рвением бросился за ней, а Кристиан рассеянно взглянул на довольного своим триумфом Алекса. – Ты думаешь?..
– Уверен, – ответил тот. – Но, может, я и заблуждаюсь.
– Ты прав, точно, – восторженно сказала Моника и чмокнула его в щеку.
– Похоже на то, – заметил Алекс, показывая ей папку. – В аварии тоже фигурировал некий Эванс. Имени нет, но фамилия – пожалуйста. Он выступал тут как свидетель, мельком, мимоходом, можно сказать. Но нам уже достаточно того, что его имя здесь отметилось.
– Ну тогда дело закрыто?.. – с надеждой сказал Кристиан и потянулся.
– Почти. Осталось только найти Дорфера и привести сюда под белы ручки Оскара. Причем последнее мне представляется более реальным. За Оскаром съездишь ты, заранее предупреждаю. Мне нельзя покидать мой почетный пост, – Алекс одобрительно погладил Монику по голове.
– Ну конечно, – вздохнул Кристиан. – Это я сегодня мотаюсь, как угорелый.
– Ты не справился с обязанностями сиделки, – строго ответил Алекс. – Ты позволил себе впасть в панику. Это непростительно.
– Вот как? – рассердился Кристиан. – А кто тут носился по конторе с круглыми глазами и вопил на весь комиссариат, а что же, мать честная, случилось-то?
Алекс хотел уже что-то ответить на эту обличающую фразу, но тут Монике надоело слушать, как они ругаются из-за нее, и она строго пресекла спор.
– Я не младенец, чтобы со мной оставлять сиделку. И вообще, если я вам мешаю… – уязвлено сказала она, гордо отворачиваясь от Алекса.
– Нет, ну что ты, как ты можешь мешать? – извинился Алекс. – Не обижайся, милая. – Он обнял ее одной рукой за плечи и положил ее голову к себе на плечо. Моника вздохнула – перед его ласковыми извинениями она никогда не могла устоять.
– Ну ладно… Скорее бы вечер… мне так… – она осеклась, хотя вначале хотела сказать «хочется домой». Она упорно не признавалась в том, что ей с каждым часом все хуже и хуже. На душе продолжало расти липкое холодное ощущение тревоги, да кроме того она физически довольно явно чувствовала, как бодается в животе ребенок. – Я так хочу поболтать по телефону… – нашлась Моника.
– А что тебе мешает болтать в конторе? – вяло поинтересовался Кристиан, выползая из-за стола. Ему предстояло ехать за Эвансом, чего ему совершенно не хотелось.
– В комиссариате получасовой лимит на разговоры, ты же знаешь, – проворчала Моника. – Мне мало получаса. А перезванивать каждый раз, как прервут разговор, то есть через каждые полчаса, я не намерена. Я не телефонистка.
– Хочешь домой? – сразу же оживился Алекс.
– Нетушки, – хитро ответила Моника. – Не выйдет. Терпи меня до конца рабочего дня, ничем не могу помочь.
– Можешь, уверяю тебя, – улыбнулся Алекс, наклоняясь к ней. Моника радостно захихикала и ответила на его поцелуй, обняв его за шею и вороша его волосы на затылке. Рекс закрыл морду лапами и недовольно заворчал. Кристиан усмехнулся.
– Ну, идем, Рекс. Нечего на них ворчать. Им это полезно. А нам с тобой полезен моцион, – подмигнул псу Бёк, бодро потрясая пиджаком. – Что-то похолодало под вечер. Ветер перемен, хе. Пошли, Рексик. Приготовься укусить Эванса за пятку, хоть оно, конечно, не слишком приятно, ибо чувствую я, что он будет яростно отбиваться. До свидания, почтенная публика. Хоть вы и не слышите, хм.
Он весело потряс головой и вышел из конторы, Рекс побежал за ним следом, а Моника и Алекс даже не пошевелились. Они были просто не в силах прервать этот поцелуй.
– Я все-таки жутко тебя люблю, – сообщила Моника шепотом и перевела дыхание. Алекс улыбнулся и крепко обнял ее. Он не знал, с какой же интонацией можно произнести ответную фразу, чтобы Моника осознала всю глубину ее смысла.


Была уже глубокая ночь, а Брандтнеры все сидели в конторе, так как обоим не хотелось двигаться с места. Монику охватило беспричинное беспокойство. Холод подступал к сердцу, ее постоянно бил озноб. Кроме того, в животе она ощущала какую-то возню, словно малыш занимался перестановкой мебели. Ее охватил страх, безумный и слепящий, казалось, что еще чуть-чуть – и случится что-то ужасное и непоправимое. Моника словно ждала казни. Перед глазами плыла картинка из сна – огненные буквы на фоне алого неба. Она сидела, крепко завернувшись в огромный пиджак Алекса с бездонными для ее маленьких рук карманами, зажмурившись и сжавшись в комочек, словно хотела стать невидимой, перестать чувствовать и думать. На контору посыпались звонки, Алекс не успевал отвечать на все три аппарата, а о том, чтобы задействовать Монику, не могло быть и речи. Кристиан уже успел доставить в комиссариат Оскара, которого допросили и увезли куда следует, а сейчас Бёк и Рекс уехали на поиски Дорфера – Кристиану сообщили, что нашлась машина Георга. Алекс чувствовал, что теряет голову. В какой-то момент ему показалось, что он вот-вот сойдет с ума от нескончаемых звонков, и он даже на время забыл о Монике, жалобно жавшейся в уголке. К реальности его вернул неожиданный стон Моники – тихий, но такой отчаянный и мучительный, что Алекс почувствовал, как душа уходит в пятки. Он швырнул трубку на рычажок, даже не попрощавшись с собеседником, и бросился к жене. Она тяжело дышала, закусив нижнюю губу, по щекам ее катились слезы. Алекс похолодел.
– Моника, – вкрадчиво позвал он, присаживаясь перед ней на корточки и беря ее руки в свои. – Моника, родная моя, что с тобой?
– Алекс… – прошептала она, не открывая глаз. – Я сойду с ума… Я умру, да, Алекс?
– Глупенькая, что ты такое говоришь?! – возмутился Алекс. – Прекрати немедленно. Как ты можешь умереть, если я тебя люблю? Моя любовь тебя спасет, если тебе будет трудно. Все прошло, успокойся…
– Нет, не прошло, – с отчаянием ответила она и ясными глазами взглянула на него. – Мне очень плохо, я больше не могу этого скрывать. Я боюсь, Алекс. Я вовсе не такая сильная, какой хотела казаться все эти девять месяцев. Я слабая, беспомощная, я в отчаянии, я знаю о себе такое, что справиться с этим мне будет слишком тяжело…я не смогу…
– Не запугивай себя, – успокаивал он ее, не понимая, насколько все серьезно. – Все будет хорошо, милая. Расслабься, это всего лишь тренировка, помнишь, что врач сказала? Ну вот. Дыши глубже, все пройдет.
– Ты правда думаешь, что не сегодня? – с отчаянной надеждой спросила она, крепко сжав его руку. – Дай мне честное слово, что не сегодня…
Она заплакала. Алекс судорожно сглотнул и обнял ее.
– Ну, не надо так, ну пожалуйста… Милая моя, родная, любимая, не надо так… Все будет прекрасно. Ты же у меня такая умница, у тебя все получится… – ласково уговаривал он.
– Только бы не сегодня, – Моника смотрела потемневшими от страха глазами в никуда, стараясь дышать ритмично, как ее безуспешно учили последние два месяца. Она слабо верила в то, что есть еще отсрочка, ее пугали предстоящие страдания, красные пятна перед глазами разрастались и плавали в беспорядке. Вспомнились все озабоченные уверения врачей, что все будет хорошо, но… но… в общем, все будет хорошо, вы сильная, вы справитесь, добавляли они тут же. Это «но» жгло Монику сомнением, выбивало из сил. Она почувствовала, как вдруг тошнотворно закружилась голова, как она обмякает, и тут же резкая боль пронзила ее, сквозь старательно стискиваемые зубы вырвался жалобный вскрик. Алекс немного отодвинул ее от себя и с ужасом заглянул ей в лицо. Он вдруг понял, что то самое небрежное «плюс-минус пару недель», которое добавила докторша, означает именно это – Моника еще не готова к мучениям, ей страшно, ведь они были уверены, что еще есть время, а он, Алекс, должен наблюдать это все, как чурка, и быть не в силах чем-то помочь ей, самому дорогому человеку на Земле.
– Алекс, – повторяла Моника сквозь слезы. – Алекс, помоги мне, пожалуйста… Не уходи, только не уходи…
– Нет-нет, я здесь, – как можно более уверенно ответил он, чувствуя, что голос дрожит. – Нельзя так съеживаться, это вредно для малыша и для тебя, ты же знаешь… – пробормотал он, пытаясь мыслить рационально. – Ну-ка давай я тебя уложу нормально.
– Нет! – неожиданно резко вскрикнула Моника, снова зажмурившись и изо всех сил вцепившись в его руку. – Не надо, слышишь!..
– Ччерт, – пробормотал Алекс. В его сердце еще теплилась надежда, что это снова ложная тревога, что сейчас все пройдет. «А уж с завтрашнего дня я уложу Монику в больницу, не сваляю больше такого дурака, чтобы позволять ей сидеть сутками в конторе, какой же я идиот, Боже…» – с ужасом думал он. Но неожиданно Моника развеяла все его надежды на отсрочку. Она отдышалась и произнесла сквозь зубы:
– Все-таки сегодня… Алекс, мне надо в больницу…
– Что?! – очумело переспросил Алекс, с недоумением глядя на нее. Ее лицо неожиданно приняло выражение умиротворенности и она даже слабо улыбнулась.
– Все кончено, Лекс... Сегодня или никогда. Ты не догадываешься, откуда тут на полу вода?..
У Алекса потемнело в глазах. Сейчас, сегодня решалась судьба его любимой и его ребенка, которого он так долго ждал, о котором он так мечтал…
Алекс не помнил, как он очутился в коридоре, с Моникой на руках, как успел даже порадоваться тому, что в коридоре за поздним часом уже пусто и никто не увидит его Монику в таком состоянии. И вдруг в коридоре появилась процессия: Рекс, несший в зубах ботинок, странный потрепанный человек с сумасшедшими глазами и в наручниках, а замыкал шествие Кристиан со здоровенным фингалом над левой бровью, и ему для полной картины не хватало только хворостины. Он шел с таким видом, словно гнал стадо гусей, а не одного несчастного затравленного дядьку. Завидев Алекса с безумным лицом и обессиленную Монику, висевшую у него в руках, как вареные макароны, он удивленно выпучил глаза. Рекс залаял, а странный человек оглянулся по направлению взгляда Кристиана, обнаруживая на левой щеке безобразный шрам.
– Святые угодники, – пробормотал Кристиан, во все глаза глядя на Алекса и чувствуя, что ноги стали ватными.
– О Господи… Человек со шрамом… – с ужасом прошептала Моника, задыхаясь, и почувствовала, что глаза застилает кроваво-красная пелена, подступает мучительная медленная боль… Урчание Рекса, голос Алекса, отрывисто что-то бросившего Кристиану, огненные слова: «И тот, кто казался врагом, спасет три жизни». Сознание покинуло Монику.


– Который час?.. – нервно спросил Алекс, теребя лоб с такой силой, словно собрался содрать с него кожу.
– Четыре ноль два, – сонно ответил Кристиан и скрестил руки на груди, вытягивая ноги подальше. – Ты спрашивал время ровно две минуты назад.
– Ах да… – пробормотал Алекс.
Он встал и принялся прохаживаться по гладкому светлому больничному коридору, два раза прогулявшись по ногам Кристиана. Впрочем, тот и не возражал, понимая, что другу сейчас нелегко. Рекс сидел под стульями, затаившись и поблескивая оттуда умным глазом. Его долго не пускали в больницу и в конце концов разрешили ему инкогнито посидеть под стульями. И он чинно сидел там, посапывая и поскребывая лапами пол в нетерпении.
– Послушай, хватит уже бегать взад-вперед, – сказал Кристиан, откидывая голову к холодной шершавой стене. – Не создавай суету.
Алекс покорно сел, но через минуту вскочил.
– Который… – начал было он, но Бёк перебил, не открывая глаз:
– Четыре ноль четыре. По тебе часы проверять можно. Успокойся, говорят тебе.
– Черт, да что ж такое, – пробормотал Алекс и надрывно вздохнул.
– Чего тебе не нравится? – лениво зевнул Кристиан.
– Так два часа уже… в чем дело? Почему так долго?
– Это тебе не за булочками сбегать. Так надо, потерпи.
– Черт, да не осталось у меня уже терпения!
– Хорош уже чертыхаться в роддоме, противный мальчишка.
– Да-да, прости, – испугался Алекс. Он раньше никогда не замечал за собой такой слепой веры во всякие приметы, но сейчас он был даже готов шаманить, если был бы уверен, что это принесет облегчение Монике. Кристиан улыбнулся и покачал головой.
– Уймись, наукой доказано, что нервные импульсы близких людей передаются друг другу. Поэтому ей будет легче, если ты перестанешь скакать по коридору.
Алекс снова сел и снова вскочил, словно на сиденье была раскаленная сковородка.
– Который…
– Тьфу, четыре ноль шесть, да что ж такое-то?.. У тебя уже невроз.
– А как ты думаешь, у нее все в порядке?
– Конечно, все хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– У меня с моим крестником связь. Все в порядке, папаша.
Алекс усмехнулся и уронил голову на скрещенные руки.
– Черт, мне кажется, что я не видел Монику целую вечность… Я беспокоюсь за нее… Надеюсь, то, что они там так долго, не показатель того, что…
– Помолчи лучше, раз ничего хорошего сказать не можешь, – проворчал Кристиан. Он слушал примерно такие же реплики друга на протяжении двух нескончаемых часов. В другое время он бы давно взорвался, не выдержав, но сейчас терпение взялось из ниоткуда – он знал, что уж ему-то необходимо сохранять спокойствие.
В момент, когда Кристиану показалось, что он сейчас просто заснет, выпадет из пространства, послышались твердые шаги и в коридоре возникла фрау Хайек вместе с каким-то врачом, и вид у нее был самый решительный. Кристиан испустил протяжный вздох, похожий на вой, и закрыл лицо сложенной вчетверо газетой.
– Мало мне было одного нервного, о Боже… Рекс, я хочу к тебе под стулья…
Алекс очумело взглянул на бабулю, которая уже что-то выясняла с доктором и требовала себе медицинскую маску и халат.
– Я врач, вы понимаете? – внушала фрау Хайек. – Я работаю в гинекологическом отделении вот уже сорок лет! Я обязана туда попасть, и точка.
– Но вы поймите, – устало отдирался доктор. – Не имеем права…
– А я вам говорю…
– Добрый вечер, фрау Хайек, – хриплым и совсем уж безобразным голосом приветствовал ее Алекс. – Как вы…
Бабушка перебила его своим могучим рокотом:
– Во-первых, молодой человек, утро уже, вечер давно прошел. Во-вторых, Моника сама звонила мне днем с просьбой приехать, в-третьих, вас я нашла благодаря Кристиану. Здравствуйте, кстати, господин Бёк. Я как нельзя вовремя, видимо. И сейчас продираюсь к моей внучке, хотя этот несознательный субъект пудрит мне мозги и не допускает к Монике. Вы слышите? Я вам в сотый раз говорю… – напустилась она вновь на врача.
Врач сдался. Разговоры о сорокалетнем стаже довели его до белого каления, он уже был согласен на все. Бабушку допустили в родильное отделение. Алекс даже не успел придумать ответа ни на одну из ее реплик, как деятельная старушка уже надевала медицинское обмундирование и давала последние наставления.
– Александер, приведите себя в порядок немедленно. Что за слабонервная молодежь пошла? Моника вас испугается, когда увидит. Кристиан, живо марш за холодной водой, я вам не позволю входить к Монике с таким синяком на лбу, с кем вы дрались опять, несносный мальчишка?! Уберите монстра из-под стула. Я пошла.
С этим грохочущий вихрь по имени фрау Хайек скрылся за страшными дверьми, за которыми решался главный вопрос – вопрос о жизни и смерти.
Встряска, данная неунывающей бабулей, подействовала на Алекса как холодный душ. Он очнулся и уже осмысленно посмотрел на Кристиана. Бёк, оказывается, уже минуту ворчал на фрау Хайек, от которой, по его словам, и в больнице не скроешься.
– Крис, – перебил Алекс с надеждой в глазах. – Теперь-то точно все будет в порядке?
– Куда уж лучше. Раз за дело взялась ОНА… – проворчал Кристиан.
Алекс встрепенулся и принялся усиленно приводить себя в порядок.
– Черт, жаль, я не могу сейчас побриться, – пробормотал он. – У меня, должно быть, просто разбойничий вид.
– Сойдет, – махнул рукой Кристиан.
– А ты? Ты чего сидишь? Сказано – лечи синяк. Я тебя не пущу к крестнику в таком виде, – строго сказал Алекс, вынимая из кармана большую медную монету. – Сейчас я тебя.
– Монету прикладывать хорошо только в первый момент, потом это не поможет, – испуганно предупредил Кристиан, вскакивая со стула и отступая от Алекса. – Что за наказание, елки крапчатые?! Бабуля на тебя плохо влияет…
Алекс не слушал. Бёку наверняка пришлось бы потрудиться, чтобы убедить его отстать от него с этой монетой, но тут – Алексу показалось, что действия происходят как в замедленной перемотке видеопленки – тяжелые сверкающие двери, отделявшие Алекса от Моники, распахнулись, и в коридор вышла аккуратная медсестра в розовой хлопчатобумажной форме. Она показалась Алексу настоящим ангелом. Они с Кристианом застыли в своих нелепых позах и уставились на нее.
– Господин Брандтнер? – поинтересовалась медсестра.
– Д-да, – захлопал глазами Алекс, затаив дыхание.
– Разрешите вас поздравить с прибавлением в семействе. У вас мальчик.
С этим медсестра как-то странно улыбнулась и скрылась из виду. Алекс молчал. До него никак не доходил смысл того, что ему сказали. Он смотрел широко раскрытыми глазами вслед медсестре, застыв в оцепенении. Из транса его вывел голос Кристиана и чувствительный дружеский хлопок по шее.
– Алё, папаша! Радуйся, ты дождался этого момента.
Алекс вдруг понял, что действительно все позади – девять месяцев кошмара, тревог и недомолвок Моники. Испытание, к которому она так долго шла, преодолено, теперь, правда, их ожидают заботы иного рода, но все же нет этой убийственной неопределенности, все просто и понятно – вот ребенок, а вот Моника. Все это время Алексу было сложно сознавать, что Моника – это некто «два в одном», и ребенок и жена в одном лице. А сейчас словно огромный груз упал с его души. Он резко обернулся к Кристиану, который спокойно улыбался, и выпалил вне себя от радости:
– Черт, это все-таки мальчик!..
– Конечно, мальчик, балда, – засмеялся Кристиан. – Поздравляю.
Недоумение и столбняк сменились вспышкой дикого веселья. Алексу хотелось постоять на голове, чтобы немного прийти в себя, или поваляться по полу с Рексом, но он только рассмеялся и стиснул в объятиях Кристиана.
– Черт бы тебя побрал, Крис, как я счастлив… – пробормотал он.
Рекс, доселе не решавшийся напомнить о себе, осторожно высунул нос из-под стула и тихо, но восторженно тявкнул. Он догадывался, что произошло что-то удивительное и долгожданное, но что именно – пес не мог понять. Он только видел, как счастлив его хозяин, как он смеется и как на радостях слегка потрепал Кристиана. Алекс был на седьмом небе. Он был бесконечно благодарен другу, который все это время был рядом с ним, и от полноты чувств пару раз заехал ему в ухо и по шее.
– Ну что, страсти улеглись? – с надеждой спросил Кристиан, потирая затылок. – Я не возражаю против роли боксерской груши, но ты что-то чересчур эмоционален сегодня.
– Да, прости, – радостно ответил Алекс и с умилением посмотрел на помятого друга. – Спасибо, что был со мной.
– Не за что. Я спас стены этой больницы от твоего бурного восторга.
Алекс засмеялся и хлопнул его по плечу. Потом он воровато оглянулся, присел на корточки перед любопытной мордой Рекса и принялся гладить его. Кристиан наблюдал его веселье с улыбкой, он и сам был счастлив, что все позади. Но ведь им не сказали, как себя чувствует Моника! Он нахмурился и сказал:
– Послушай… Куда ушла эта медсестра?
– А зачем она тебе, хитрюга?
– Да уж не затем, о чем ты подумал. Она же даже не сказала, сколько малыш весит, когда родился, ну, не знаю, что еще говорят в таких случаях?.. И не упомянула о Монике… – осторожно добавил он.
Алекс тут же нахмурился.
– Черт, ведь верно… я совсем забыл о Монике… Мне-то казалось, если с ребенком все будет хорошо, то с ней и подавно… А ты как думаешь, Крис?..
Бёк почувствовал себя преступником, что не сдержался и ляпнул про свои мысли. Радость Алекса моментально сменилась тревогой, и он смотрел на Кристиана так, словно от несчастного что-то зависело.
– Я думаю, если бы что-то было не так, медсестра бы так не улыбалась. Она бы сообщила. Скорее всего, все хорошо. Это же я, болван, не могу просто радоваться чему-то. Забудь, что я сказал. Все в порядке, – заверил его Кристиан. Алекс вздохнул и кивнул.
– Мне тоже кажется, что Мон успешно справилась, – с надеждой заявил он. – Я даже уверен в этом. Ведь я бы почувствовал, если бы ей было плохо, правда?
– Конечно, – поспешно подхватил Кристиан. – Ты бы сразу это понял.
Лицо Алекса просветлело. Он снова заулыбался и пустился в рассуждения о том, на кого похож ребенок, как его назвать и как ему завтра выкроить время, чтобы съездить за кроваткой и детскими причиндалами.
– Если бы не уверения фрау Хайек, что заранее ничего делать нельзя, у нас бы давно уже все было бы готово, Моника бы сама все подобрала. А то мне кажется, что я сделаю что-то не то. Я ведь не разбираюсь в детях…
– А ей тогда откуда в них разбираться?
– Ну…она же все-таки девушка…
– Вот сейчас она станет разбираться в детях, после того как сама стала мамой. А раньше? Скажешь тоже. Да вы оба были беспомощными в этом вопросе.
– Пожалуй, – задумчиво подтвердил Алекс. – Если бы не фрау Хайек и временами не крестный растяпа, нам было бы гораздо сложнее.
– Растяпа или нет, зато полезный, – со скрытой гордостью отозвался Бёк.
Алекс уже открыл рот для шутливого ответа, как вдруг двери родильного отделения снова распахнулись и оттуда вышла другая медсестра, тоже в розовой форменной пижаме. Она оценивающе взглянула на двух молодых людей, вполголоса пререкавшихся в коридоре, и веселую пушистую морду немецкой овчарки, высовывавшейся из-под стула, и откашлялась. Брандтнер и Бёк как по команде оглянулись.
– Господин Брандтнер? – спросила медсестра с интересом.
– Да-а, – ответил Алекс, чувствуя, как мурашки пробежали по коже – неужели что-то с Моникой?! Но медсестра вдруг сказала:
– Поздравляю вас с прибавлением в семействе, у вас чудесная девочка.
– Что-что?! – осовело переспросил Алекс. Медсестра чуть было не удрала снова, но Кристиан вовремя очнулся и спросил:
– Простите, а как себя чувствует фрау Брандтнер?
Медсестра тут же посерьезнела.
– Состояние тяжелое, ей было нелегко, она потеряла много крови, но хирургического вмешательства удалось избежать. Все прошло естественным путем, сейчас она отдыхает. К ней можно будет зайти не раньше чем через час.
Медсестра ободрительно улыбнулась и ушла. Алекс ошарашено взглянул на Кристиана и вымолвил:
– Послушай, они что, издеваются?
– Насчет чего ты? – рассеянно спросил Кристиан, соображая, насколько же серьезно состояние Моники.
– Насчет… ну, насчет ребенка…
– А что? Я не заметил…
– Как так – не заметил?! Первая сказала, что это мальчик, а вторая, ровно через пять минут, что это девочка. Что это значит?
Кристиан переглянулся с ним. Он только сейчас придал значение этому факту.
– Но…но… хм… Просто ошибка, видимо… – пробормотал он, заикаясь.
– Ошибка? Они что, перепутали мальчика с девочкой?
– Не знаю. Просто, может, первая не до конца дослушала, что ей врач сказал.
– Дослушала?! А она сама не видела разве?
Кристиан растерялся. Алекс так грузил его фактами, словно бедолага был в чем-то виноват. Он уже хотел пойти в регистратуру и выяснить там при помощи своего значка, кто же все-таки родился у фрау Брандтнер, как вдруг в коридоре появилась бабуля собственной персоной. Ее глаза горели, она чувствовала всю свою значимость, но в то же время она была задумчива – ее сильно беспокоило здоровье внучки. Она была так поглощена мыслями, что даже не заметила ни зятя, ни его друга, пока Алекс сам не бросился к ней.
– Фрау Хайек, ну, что? – умоляюще спросил он, всматриваясь в суровое морщинистое лицо старушки. Она очнулась от своих мыслей и взглянула на него. Такой растерянный и встревоженный вид Алекса привел ее в умиление, ей вспомнился ее собственный сын двадцать три года тому назад. Он ободрительно похлопала Алекса по предплечью и улыбнулась.
– С ней все будет в порядке. Ей пришлось тяжеловато, но все позади. Не волнуйтесь, через пару часов вы сможете ее навестить, ее переведут из реанимации в палату.
– И вас туда впустили? – Алекс подивился проворности старушки и даже подумал, что с ее талантом проникать везде и всюду полиция была бы лучшим местом работы для нее.
– Конечно, – гордо ответила фрау Хайек, сдирая с шеи медицинскую маску. – Мне даже позволили стоять с ней рядом. К вашей чести, Алекс, вы не ошиблись с выбором больницы. Этот врач – один из лучших в Вене, без него Бог весть что случилось бы с Моникой. Он их спас.
Алекс вздохнул – слишком сильно ему самому хотелось увидеть наконец Монику. А бабуля продолжала командовать.
– Прежде всего, вам всем необходимо выспаться. Я выяснила, что Моника здесь уже два с половиной часа, а приехали вы, разумеется, не из дома. Поэтому все марш в машину отсыпаться. Через два часа вернетесь. А я побуду здесь. Потом сходите к Монике и к шефу – отпроситесь с работы. Кристиан, вы тоже, будет нужна ваша помощь. У нас мало времени, всего три-четыре дня, зато куча дел. Двойня – это вам не какие-нибудь пустяки.
– Что?! – переспросил Алекс изумленно, переглянувшись с Кристианом.
– В чем дело? – строго поинтересовалась фрау Хайек – она не любила, когда ее перебивают такими глупыми вопросами.
– Простите, что вы сказали про пустяки?..
– Вам положительно пора выспаться, молодой человек. Да, вам будет теперь втрое сложнее. Или вы полагаете, что двое детей сразу – это просто?..
Брови Алекса медленно приподнялись. Бабушка выжидающе смотрела на него. Первым молчание нарушил Кристиан, который вдруг расхохотался.
– Лекс, ну ты тормоз… – вымолвил он, покатываясь. – У тебя и мальчик, и девочка, у тебя ДВОЙНЯШКИ, понял?..
– А вам разве не сообщили? – удивилась бабушка, заражаясь его весельем и начиная посмеиваться. – Или вы не так поняли?..
Алекс не отвечал. Он сначала только силился закрыть рот, но челюсть сама собой отвисала, и недоуменно моргал. Такой поворот был настолько неожиданным, что не укладывался у него в голове. Так вот почему Моника так переживала, вот что она так долго скрывала с самого момента приезда из Граца, после того обследования! Она боялась, что не сможет доносить обоих детей, что во время родов один из них может погибнуть, и решила не говорить Алексу заранее о существовании двоих, на случай, если сможет родить здоровым только одного – чтобы Алексу не было больно от такой потери. Алекс понял, как сильно она страдала все это время, понял, почему она замкнулась в себе и старалась не говорить о будущем малыше. «А я-то дурак, относил все засчет того, что она мне не доверяет или стала более холодно относиться ко мне… – с ужасом подумал Алекс – теперь все встало на свои места, и он увидел существующее положение вещей. – Бедная моя маленькая Моника, как она это выдержала, одна, без поддержки?!» Алекс почувствовал, что все его существо сейчас переполняет любовь к Монике, ему показалось, что теперь он способен перевернуть мир: она отгораживалась от него, заботясь о его же чувствах, а вовсе не потому, что стала меньше любить его. Он с шумом выдохнул наконец весь воздух, который задержал почти на полминуты, и медленно улыбнулся. Бабуля одобрительно моргнула ему.
– Ну слава Богу, до вас дошло. Да, это стресс, не отрицаю, но – сами виноваты. У нас в роду близнецов не было. Ну, марш спать.
Алекс все еще плохо соображал, что он делает. Он механически спустился в больничный двор, сонно взглянул на криво припаркованную свою и уже оштрафованную за нарушение каких-то правил машину Кристиана и вдруг понял, что теперь он никак не может воздействовать на события. Кульминация прошла, а ему можно и выспаться – такой ужасной ночи в его жизни давно не было. Он забрался в мерзлую машину, стекла которой были покрыты капельками росы, и принялся греть мотор, пока Кристиан с ворчанием и руганью изучал штрафной чек, заботливо прижатый «дворниками» к лобовому стеклу. Рекс залез на заднее сидение машины хозяина и ворочался там, устраиваясь поудобнее и сотрясая весь салон.
– Черт знает что, – заявил Кристиан, усаживаясь на переднее сиденье машины Алекса. – Чтобы офицера полиции же штрафовали. Не свинство разве?
– А ты бы парковался по-человечески, – Алекс потянулся и удивленно посмотрел на друга – лично его сейчас никакие неприятности не могли расстроить и не могли испортить ему настроения.
– Ну да, конечно. Когда я приехал, было два ночи. И я очумевший. Самое оно, чтобы еще и не нарушать правила, – проворчал Кристиан и принялся завязывать шнурок на ботинке.
– Красиво, верно? – не к месту спросил Алекс таким разомлевшим голосом, что Бёк удивленно взглянул на него. – Я люблю смотреть на рассвет. И Моника любит. И я люблю Монику.
– А Моника любит хомяков. А хомяки никого не любят. Угадал? – пошутил Кристиан, начиная злиться – он был настолько сонным, что не мог завязать узел на ботинке.
Алекс только снисходительно улыбнулся. Ему хотелось, чтобы и его друг когда-нибудь испытал такое же счастье – может, тогда и поймет.
– Балда ты, Крис, – умиротворенно заявил он. Тот кивнул и закрыл глаза.
– Ну тогда приятных снов.


Моника проснулась от ощущения, что у нее на щеке сидит солнечный зайчик, ласковый и такой теплый, он заряжал своей бесконечной энергией и оптимизмом. И Моника открыла глаза. Комната была залита ярким солнечным светом, было слышно, как поют скворцы. Сначала ей показалось, что она проспала на работу. Потом она решила, что наверное сегодня выходной. А потом заметила, что стены и потолок не такие, как у нее дома.
«Больница, что ли? – удивленно подумала она. – Интересно. Как это меня угораздило…» Она даже не предполагала, что пару часов назад с ней произошло такое событие – в последние месяцы ей часто снились предстоящие роды, поэтому и вчерашние мучения показались ей очередным кошмаром. «Больница?! – вдруг испугалась она. – Во что я вляпалась? А мои малыши?!» Она быстро приложила ладонь к животу и, не обнаружив своего уже привычного кругленького пуза, похолодела. Моника почувствовала, что в голове шумит, перед глазами все плывет, и без того нывшая все это время поясница заболела еще сильнее… Но в момент, когда ей показалось, что она вот-вот расплачется, в палату вошел доктор.
– Вы уже проснулись? – приветственно улыбнулся он.
– Что с моими детьми? – со слезами в голосе перебила Моника.
– Они в порядке, – немного удивленно ответил тот и заложил руки в карманы халата. – Вы молодец, со всем справились успешно. Голова кружится?
– Да, – машинально ответила Моника, все еще не осознавая, что все позади.
– Это ничего. Это из-за потери крови. Зато вы остались в живых, идете на поправку, а оба малыша здоровы. Все будет хорошо.
– Так значит, я теперь мама? Это был не сон? – с замиранием сердца спросила она, расширенными и полными слез глазами уставившись на доктора, поначалу даже не обратив внимание на длинный шрам, который тянулся вдоль его левой щеки.
– Да, могу вас поздравить. У вас мальчик и девочка. Вы их скоро увидите.
– И мальчик, и девочка?! – почти прошептала Моника – у нее не было сил говорить громко, хотя хотелось орать и прыгать.
– Ваш муж пришел… – начал было доктор весело, но она тут же перебила.
– А можно он зайдет? Ну хоть не надолго? Пожалуйста, прошу вас…
– Вообще-то я и не собирался вам отказывать. Только обещайте много не разговаривать. Ну хорошо. Отдыхайте.
– А вы не перепутаете моих детей? – строго сказала она вслед уходившему было врачу. Тот почему-то засмеялся.
– Не беспокойтесь. Не перепутаем.
Моника недоверчиво нахмурилась и вздохнула. Она еще плохо осознавала, что все позади, она только чувствовала, что никаких сил в ней не осталось – ни радоваться, ни беспокоиться, она слишком сильно устала. Ее глаза сами собой закрылись, и Моника ощутила такой покой, какого давно не чувствовала. «Вот Алекс, наверно, доволен мной теперь, – с удовлетворением подумала она. – И представляю, в каком он шоке – сразу двое…»
Поглощенная своими приятными отрывочными мыслями, Моника почти задремала. «Вот выпишусь, вернусь домой, а там опять – пробежки с Алексом и Рексом по утрам, можно прыгать и скатываться по перилам лестницы сколько угодно, наконец-то!!! Какое счастье, сколько всего теперь мне будет можно делать…» – с удовольствием думала она.
И вдруг ощутила теплое прикосновение на щеке – ей показалось, что это снова солнечный лучик. Она открыла глаза – и увидела прямо перед собой Алекса, который сидел рядом на стуле и осторожно проводил рукой по ее щеке. Он сидел спиной к свету, и она поначалу плохо рассмотрела его выражение лица, но тем не менее она заметила его взгляд, который просто-таки светился. Некоторое время они молчали, глядя друг на друга, да и не нужно было ничего говорить. Моника вся ушла в его глаза, от взгляда которых словно набиралась сил.
– Ангелочек, – наконец сообщил Алекс заговорщицким шепотом.
Моника еле заметно улыбнулась – на большее у нее просто не было сил – в его голосе звучала такая гамма чувств, разобраться в которых было бы нереально, и от этого она почувствовала себя таким замечательным молодцом, такой любимой и уважаемой, что тянущая противная боль отошла на второй план. Он рядом, он ее любит – больше ничего ей и не нужно было.
– Все-таки я смогла, – тихо, но гордо сказала она и победно взглянула на него.
Алекс засмеялся и взял ее за руку.
– Я и не сомневался в этом, – великодушно соврал он.
Моника радостно моргнула. Скворцы за окном продолжали петь, свет становился все ярче, и Моника вдруг почувствовала прилив сил. И тут же пустилась в рассуждения о том, как назвать детей, какой у кого цвет глаз и волос, кто из них старше. Алекс слушал ее щебет с удовольствием, хотя говорила она тихо и с перерывами.
– Мне обещали скоро показать их. Я с ума сойду до тех пор. Что за порядки такие, не показывать детей собственной матери! – возмущалась Моника. – А вдруг они спутают моих детей? Что тогда?
– Солнышко, они не настолько идиоты, – успокоил ее Алекс. – Зато потом их принесут к тебе насовсем. Видишь, тут даже кроватки для них стоят.
– Скорее бы, – ворчливо пробормотала она.
– Кстати… Я думал, фрау Хайек математик… – Алекс улыбнулся, вспомнив вдруг бабулю, которая рвалась к внучке несколько часов назад, напирая на сорокалетний стаж.
– Да, – немного удивленно ответила Моника. – Так и есть. А почему ты спрашиваешь, дорогой?
Алекс с усилием подавил приступ смеха и только улыбнулся.
– Просто так, пришло на ум.
– А кстати, где она?
– Она… пытает Криса… – Алекс не выдержал и рассмеялся, вспомнив жалобные глаза друга, увлекаемого под ручку грозной старушкой. – Они поехали убирать в доме, а потом отправятся за кроватками и детскими вещами.
– Да, не завидую, – улыбнулась Моника.


– …вот и отлично, а потом поедем за кроватками, – внушала фрау Хайек сонному Кристиану. Он покорно кивал, хотя попросту не слушал, что она говорит, больше всего он хотел сейчас просто завалиться спать и выключить все будильники и телефоны, провалиться, исчезнуть с лица Земли, чтобы никому не пришло в голову тормошить растреклятого Бёка зачем бы то ни было. Уборка в запущенном доме Алекса и Моники, не видавшем пылесоса полторы недели как минимум, да еще под строгим надзором бабули, это, согласитесь, занятие не из приятных.
– Ах, мне так хочется взглянуть на малышей, – вздохнула старушка и добро посмотрела на Кристиана.
– Да их наверно еще нескоро принесут Монике, – уныло ответил счастливый дважды крестный. Он открыл дверь палаты и пропустил бабушку вперед. Бабушка с гордо поднятой головой вплыла внутрь и вдруг остановилась. Кристиан удивленно поднял брови. Фрау Хайек обернулась к нему и за руку подтащила ближе. Он понял, что она хочет, чтобы он заглянул внутрь.
Моника лежала на койке с высоко поднятым изголовьем, Алекс сидел совсем рядом на стуле, и лица у них были такие счастливые, одухотворенные, словно они увидели ангела. Кристиан не сразу понял, откуда такое странное выражение на их лицах. Но вдруг он заметил два малюсеньких сверточка в больничных пеленках, которые лежали рядом с Моникой. Оба Брандтнера-старших смотрели на этих маленьких «запятых» с таким умилением, любовью и сложным сплетением кучи других эмоций, что у Кристиана по лицу расплылась улыбка. Он весело посмотрел на фрау Хайек, а она удовлетворенно кивнула. Ни Алекс ни Моника не заметили их в дверях, они были с головой погружены в свое огромное счастье, воплощенное в двух малютках. И фрау Хайек молча кивнула Бёку. Он ее понял – им лучше было отложить свой визит. Они тихо отошли от двери, прикрыв ее.
– Я отвезу вас домой, вы устали, наверно, – задумчиво сказал Кристиан. Старушка так же задумчиво утвердительно качнула головой. Удивительно, что она так сразу согласилась, но Кристиан не удивился. Суровые морщины на лице строгой бабушки разгладились, глаза светились и излучали тепло, она стала похожа на сказочную старушку-волшебницу. Но даже эта перемена не удивила его. Он знал, что это пробудил тот свет, что исходил от двух маленьких ангелочков, которые жили всего несколько часов в этом мире, но осчастливили стольких людей. И Бёк тоже улыбнулся.
А где-то очень далеко, над сказочным морем разгорался день, и кроваво-красное небо вдруг посветлело, пугающие отблески погасли, взошло ласковое теплое солнце, рассеивая все страхи и тревоги. Книга с огненными словами захлопнулась, подняв облако пыли, и растаяла в воздухе. Испытание пройдено. Три жизни спасены и в безопасности. Впереди – новый долгий и светлый путь.
02-03.2005.
 

Hosted by uCoz