"Дневник невесты"

«Дорогой дневник!
Интересно, в моей жизни может произойти хоть что-то без приключений? Похоже, нет. Даже свадьба. Помимо того, что я и так как на иголках, эти нехорошие люди в салоне неправильно сняли мерку (а может, это я увеличилась?!), и теперь в спешном порядке перешивают чертов корсет. А у меня, понимаете, через четыре дня свадьба. Вот черт! А ну как не успеют? Ничего. Пойду в джинсах. Мне же лучше.
Сегодня вечером приезжает бабуля. Похоже, Алекс нервничает. Еще бы. Стоит только вспомнить, что она нам устроила в прошлый раз. Брр, и вспоминать-то страшно. Она мне еще по телефону объявила, что к подбору платья уже не успевает, поэтому полагается на мое благоразумие. Чтобы никаких декольте, вырезов, разрезов и прочей вульгарщины (цитата дословная, (с) бабуля). Тем более ноябрь на дворе, не хватало еще, чтобы я простудилась. Господи! Как я устала. И главное, с Алексом посоветоваться не могу. Бабуля объявила, что жених не должен видеть подвенечное платье невесты до непосредственного начала церемонии. К этому она еще присовокупила кое-что относительно первой ночи после свадьбы, которая в данном случае произошла задолго до самой свадьбы. Иногда мне кажется, что это не бабушка, а стихийное бедствие. Откуда столько бестактности?..
Вот ей бы поучиться у Кристиана. Вот человек. С большой буквы. Последние несколько дней его многострадальная рубашка от моих слез не просыхает. Я ужасно нервничаю, и при каждом удобном случае (то есть, когда Алекса нет поблизости), плачу или в подушку или в плечо Криса, причем последнее гораздо больше успокаивает. Наверно, потому что подушка не скажет чего-нибудь такого, от чего я начинаю смеяться до изнеможения.
План на сегодня простой: сначала как всегда на работу, последний спокойный день перед бурей под кодовым названием «бабуля», потом Лекс поедет встречать ее в аэропорт, а я вернусь домой. Крис обещал помочь с приготовлениями в комнате бабули, мы сами уже не успеваем. По осени на нашу контору свалилось дикое количество расследований. Отдел хищений зашивается, и некоторые их делишки скинули на нас. По комиссариату гуляют страшные байки, которые распространяют те же работники по хищениям. Вот вчера один товарищ Фрица поведал нам умопомрачительную байку, как «однажды в одном комиссариате, где работает моего двоюродного брата жены сестры троюродный племянник, один полицейский работал без перерывов пять суток подряд, а на шестые его увезли ногами вперед с диагнозом кровоизлияние в его переутомленный мозг». Мы долго покатывались со смеху, вспоминая эту страшную сказочку, однако перерывов сделали себе побольше.
По утрам мне вставать все труднее. В семь часов, когда звонит будильник, за окном еще полная темнота, и хотя в доме тепло, под одеялом-то теплее, и поэтому мне никуда не хочется уходить. Моя бы воля, я бы так и валялась целый день. Только мало того, что я сама не встаю вовремя, я еще и Алекса не отпускаю. Понимаю, это безобразие, но ничего не могу с собой поделать.
А вот и бабушка. Конец спокойствию.
Сегодня я почти не видела Алекса с Кристианом. Они весь день ездят по делам, меня никто с собой не берет, конечно же, и я слоняюсь по конторе среди трезвонящих телефонов. Надо копить на автоответчик – «Криминальная полиция, отдел Брандтнера, аппарат Брандтнера/Бёка/Хайек, Хайек». С ума сойти. Я уже ловлю себя на том, что любой разговор меня подмывает начать с этой фразы. Боюсь, мой малыш станет диспетчером, столько его мамуля висит на телефоне против своей воли. В общем, когда под вечер вернулись измотанные Алекс и Крис, а вслед за ними ввалился довольный собой Рекс, я была на грани сумасшествия и для успокоения расшатанных нервов решала кроссворд.
– Который час? – вместо приветствия спросил Алекс.
– Шесть ноль пять, – недовольно ответила я. – А что с твоими часами?
– Я их разбил, – пожал плечами он, рассеянно чмокнув меня в висок.
– Обо что?
– О кастет господина Вассермана, которого никак не удавалось умять в машину.
– Кастет?! Ты сам-то цел? – я схватила его за запястье и стала изучать его руку, отдернув рукав.
– Цел, не волнуйся.
– Спросила бы у Рекса, цел ли Вассерман. По-моему, у него не хватает порядочного куска штанины, – заметил Кристиан и залпом осушил стакан минералки.
– Эй, вода же холодная! Простудишься! – ужаснулась я.
– Холодная? Что-то я не заметил… а заболею – туда мне и дорога. Добавлю еще одну байку в коллекцию отдела хищений.
– Нечего бросаться здоровьем, – строго сказала я.
– А, черт, – неожиданно возгласил Алекс. – Я же опоздаю в аэропорт за фрау Хайек! Я побежал.
И он в самом деле вылетел за дверь, подмигнув мне на ходу.
– Ну вот, начинается, – проворчала я.
– Что я слышу? Недовольные нотки в твоем голосе? Моника, ты ли это? Ведь это же твоя бабушка! – воскликнул Кристиан. – Честное слово, Лекс к ее приезду спокойнее относится.
Я тяжко вздохнула и переглянулась с Рексом.
– Кажется, нам тоже пора, – нехотя сказала я. – Нам надо бабулину комнату подготовить. Поехали, Крис. Меньше всего я хочу, чтобы она приехала раньше, чем мы подготовим ее апартаменты.
– Ну поехали, – пожал плечами Крис. – Рекс, советую заранее спрятаться под диван.
Рекс жалобно заскулил.
Мы простояли в пробке минут пятнадцать, и за это время успели перекусить булочками. Правда, Крис все ворчал, что ему впрок не пойдет, потому что тот придурок в черном Мерседесе сзади нас прободает ему в конце концов бампер, а тогда Кристиан за себя не ручается и может свободно набить ему морду. Но обошлось без жертв, мы благополучно доехали до дома. Рекс, следуя совету Бёка, сразу же забился в уголок в своей комнате и тихонечко стал возиться там со своими игрушками. Под моим чутким руководством Кристиан передвигал кровать раза четыре, пока мы не нашли оптимальный вариант. После этого он, бедняжка, лазил под потолок и менял занавески. Вдруг он засмотрелся в окно и чуть не шлепнулся со стремянки на пол.
– А мы все-таки успели, – с неимоверным облегчением заметил он.
– Едет? – с замиранием сердца спросила я.
– Угу. Стро-ойся! Разговорчики в строю! Кругом! До прихожей – шагом марш!–
скомандовал он, поспешно слезая с лестницы.
– Лестницу, лестницу убери, ради Бога, – заволновалась я. – Она поймет, что мы в последнюю секунду все сделали.
Бормоча под нос какие-то отчаянные слова, Кристиан сложил стремянку, которая была чуть не два раза больше него, и через черный ход поволок ее во двор, стараясь не задеть мебель. Под ногами у него резвился повизгивающий Рекс, и Кристиан лавировал между черно-рыжим пушистым пятном и мебелью с ловкостью акробата, при этом не переставая сыпать чертями. Невольно усмехнувшись его прыжкам, я побежала в прихожую и стала лихорадочно приводить в порядок прическу. И вот – настал момент истины. Свершилось. За дверью послышалось:
– Не волнуйтесь, я помогу вам все организовать, а для чего же тогда нужны старшие? Чтобы советовать вам, молодым! – меня пробрала дрожь: бабушкино «советовать» значит «командовать». Вот вляпались-то….
Дверь с треском распахнулась и в прихожую степенной походкой вплыла моя дорогая бабуленька. Если честно, я жутко соскучилась по ней и в первую секунду готова была скакать от счастья, что вижу ее. И я радостно набросилась на нее, да так бы и задушила, но она строго сказала:
– Моника Хайек, ты хочешь повалить свою старенькую бабушку? Я уже не та, что была раньше, детка, рассчитывай силы. – Хотя по ней было видно, что она тоже рада меня видеть и что ей очень приятно. – Да кроме того ты мешаешь Александру переносить мои чемоданы.
– Перетаскивать, с вашего позволения, – тихо заметил Алекс, который волочил за собой два чемодана на колесиках, а на плече у него вдобавок болталась большая спортивная сумка.
– Ба-бушка… – подняла брови я. – Это твой багаж?
– Еще в машине один чемоданчик, совсем маленький, всего на пятнадцать кило,– фальшиво-бодрым голосом отозвался Алекс.
– Бабуль, ты что, весь свой дом в них нагрузила? – удивилась я.
– Не груби бабушке, – строго отозвалась она. – Я привезла своей непослушной девчонке варенье.
Мне стало не по себе. Сердцем чувствую, все это варенье бабуля в меня запихает за три дня. Ох-ох, тяжело на свете жить…
Появился Кристиан, у которого рукав был вымазан побелкой – видно, покрасился о стенку гаража, когда уносил стремянку. Завидев бабулю, он наверно пожалел, что завозился с занавесками и не успел удрать домой до ее приезда. Но тем не менее изобразил самую что ни на есть приветливую улыбку.
– О, здравствуйте, уважаемая фрау Хайек! Как прошел полет?
– Добрый вечер, – улыбнулась бабушка, у которой глаза при виде Кристиана хищно сверкнули. – Вы первый, кто спросил меня об этом. Благодарю вас, мой друг, все было прекрасно. Как кстати вы заглянули. У меня к вам разговор.
Глаза Кристиана приобрели полностью щенячье выражение, но он мужественно улыбнулся.
– Я к вашим услугам, – с тоской вздохнул он.
Пока бабушка пытала его в коридоре, я улизнула к Алексу, который с деловитым видом ставил чемоданы рядышком у стены. Возле Алекса также крутился Рекс, урча и размахивая хвостом. Алекс у нас вроде лампочки для мотыльков – куда бы он ни пошел, Рекс и я непременно оказываемся рядом.
– Ну как ты с ней доехал? – поинтересовалась я, вешаясь ему на шею.
– Нормально, – пожал плечами он. – Слушал проповедь о пользе шерстяных носков.
– Это что, ты их должен носить? – заулыбалась я.
– Нет, ты, – сочувственно ответил Алекс.
– А почему же она тебе это объясняла?
– А я тебя должен заставить.
– Вот еще. Ты меня никогда ничего не заставлял делать. Ты только уговариваешь, и сам процесс такой приятный, что после него я уже на все согласна.
– Вот как… – Алекс таинственно улыбнулся. – Знаешь, меня это радует. Я запомню.
– Можно подумать, ты не знал, – сказала я и поцеловала его. – Все, на большее до вечера не рассчитывай. Я пойду спасать Криса от грозной бабули.
Крис, прижатый к стенке в буквальном смысле слова, с уважительным видом выслушивал лекцию бабушки и кивал.
– Так вот, в церкви перешагивайте через порог только правой ногой, слышите, обязательно правой! А кольца держите в левом кармане. Иначе нельзя. Голубей кто организует? Будут голуби? Без них нельзя.
– Будут, – вздохнул Кристиан. – Без них нельзя, конечно же.
– О чем вы? – весело спросила я, подойдя к ним поближе.
– Ах, Моника, ты же знаешь, что воспитанные дети не перебивают старших, когда они беседуют, – отчитала меня бабушка. Кристиан захихикал – «дети»!
– Прости, бабуль, – извинилась я, исподволь погрозив смешливому Крису кулаком.
– Так-то лучше. Так вы останьтесь на ужин, – втолковывала бабушка Бёку. – Еще столько всего надо обсудить, а до свадьбы всего три дня…
– А…мм…мне очень жаль, я не могу остаться, – отчаянно жестикулируя, поведал Кристиан. – Там…э…на работе еще кое-что надо сделать…Не волнуйтесь, все успеем. С приездом вас! Я пошел. Пока, Моника и Алекс.
Рекс недовольно тявкнул.
– Ну и Рексик конечно тоже, до свидания, – спохватился Крис, выскакивая за дверь.
– Тебя не надо провожать? – с надеждой спросил Лекс.
– О, не беспокойся, я еще помню, где у вас дверь. Всего хорошего.
– Не вышло удрать? – посочувствовала я Алексу, взяв его за руку.
– Ну что ж, детки, сейчас мы все обдумаем, – пообещала бабушка, развернувшись к нам с Алексом, и в глазах ее сверкнул недобрый огонь. – Боюсь, нам придется лечь на целый час позже.
– Я тоже боюсь, – вздохнула я.
К счастью, бабушка не услышала моих опрометчивых слов. Взяв под руку Алекса и обняв меня за талию, она не спеша пошла на кухню, по пути расписывая нам что и как.
– Я поинтересовалась насчет вашего священника. Так вот знайте: он мне не нравится. Это молодой прохвост, и в жизни он смыслит меньше вашего. Нет, священник должен быть опытным, человеком старой закалки. Я спросила совета у фрау Гехольц (бабушкина старейшая соседка, подружка, надёжа и опора в большинстве проблем – от варки варенья до пересказа сюжета прошлой серии сериала – вздорная наглая старушенция), и вот она нашла прекрасного святого отца. У него стаж сорок лет. Вот на него можно будет положиться. А ваш мальчишка, едва принявший сан, еще вздумает напиться на основной церемонии и будет вести себя из рук вон плохо. Нет, я решительно против него.
– Только не фрау Гехольц, – взмолилась я.
– Она приедет на вашу свадьбу, – холодно заметила бабушка, пропустив мои слова мимо ушей. У меня вырвался стон.
– Нет, только не это…Зачем ты ее пригласила?!
– Эти молодые не понимают, что такое добрые отношения с соседями! Она же тебя видела еще совсем малюткой, с розовым бантиком на макушке и скакалкой в руках.
Алекс оценивающе взглянул на меня, видимо, прикидывая, как на мне смотрелся бы розовый бант, и умильно улыбнулся. Зато я продолжала бушевать:
– Нет, нет и еще раз нет. Мало ли, кто меня видел с бантом! Что мне, всех помнить, что ли?
– Моника! – железным тоном сказала бабушка. – Инцидент исчерпан. Она приедет. Будь любезна не грубить ей, непослушная девчонка.
Я надулась, но Алекс ободрительно сжал мою руку, и я решила не углубляться.
– Дальше. Вы выбрали себе свидетеля? – строго спросила бабуля у Алекса, глядя на него поверх очков. Она развернула огромный разграфленный лист, куда записывала что-то своим мелким кружевным почерком. Алекс кивнул.
– Да. Я его уже предупредил, чтобы он не вздумал входить в церковь с левой ноги.
– Прекрасно, – одобрила бабуля, не уловив иронии в его голосе. – А кто приедет за Моникой?
– Наши свидетели приедут.
– Отлично. Кстати, я надеюсь, вы понимаете, что хотя бы из уважения к традициям вы не должны находиться в одном доме с Моникой в последнюю ночь перед свадьбой?
Алекс удивленно переглянулся со мной.
– Зачем?
– Так надо.
– Я протестую! – сказала я недовольно. – Что еще за новости? Я его никуда не отпущу. И кроме того, куда ему податься, как по-твоему?
– Пусть переночует у кого-нибудь из друзей, – категорично заявила бабушка. – Это будет правильно.
– Что же, Алексу и свое обмундирование тащить с собой к друзьям? Где ему одеваться утром?
– Не делай из мухи слона, – отмахнулась бабушка. – И всего-то одежды – костюм, галстук и рубашка. Ничего в этом страшного нет.
Мне захотелось плакать от ее слов. Как я без Алекса переживу эту ночь?! Я же рехнусь! Я не выдержу! И я полными слез глазами воззрилась на Лекса. Но тот только подмигнул и улыбнулся. Это мне придало сил, и я передумала реветь.
– Теперь вот что, – гремела бабушка. – План на завтра. Александер, можете поехать утром на работу, но по пути завезите нас с Моникой в салон. Оттуда мы своим ходом вернемся, Монике необходимы прогулки пешком, от постоянных разъездов на машине и запаха бензина и прочей гадости ей лучше не станет. Но чтобы к четырем часам вы были дома, как штык. Вы должны пойти на беседу к вашему священнику вместе с Моникой.
– На беседу? – недоуменно усмехнулся Лекс. – А это для чего?
– Боже мой, ну неужели ваши родители вам ничего не рассказывали о своей свадьбе? Так положено, понятно? Вообще-то таких бесед должно быть четыре, но Бог с ним, из-за ограниченности во времени нам придется провести всего пару таких разговоров.
Теперь мне захотелось рассмеяться от души, но было опять-таки нельзя, и я сделала вид, что кашляю. Алекс заботливо похлопал меня по спине, «забыв» после этого свою руку на моем плече. Бабушка этот маневр не заметила, так как была погружена в свои планы. Короче, мы просидели на кухне за семейным чаем два часа без перекуров и устали как не знаю кто. Потом бабуля отпустила нас с миром, и вот я сижу пишу дневник, а Алекс самоотверженно пошел помочь ей укладываться спать. Звонил Крис. Сочувствует. Еще бы. Он нашел агентство, которое занимается всякими спецэффектами для свадеб, и они обещали обеспечить нас замечательными белыми голубями. Но если будет дождь, предупредили они, за голубей они не ручаются – это птица нежная, может и не полететь в непогоду. Мне стало не по себе – а ведь и правда, вдруг дождь будет?! Что тогда? Черт! Ну не понимаю я людей, которые умудряются по десять раз жениться. Нашли себе развлечение. Я и один раз никак не могу без приключений замуж выйти.
А, вот и Алекс. Смеется, еле на ногах стоит. «Чего?» – спрашиваю. «Да ничего, не обращай внимания». А сам все угорает со смеху. Странно. Ой, ну все, я сплю. Завтра выясню, что он так радуется после беседы с бабулей, обычно это редко происходит. Спокойной ночи, гасим свет».
Свадьба уже завтра. О Господи!
«Дорогой дневник!
Забегалась, просто вздохнуть некогда. Описать все мои приключения, так это блокбастер можно снять.
На следующее же утро после приезда бабули меня разбудила оглушительная музыка – «Лунная соната» Бетховена. И что я увидела, продрав сонные очи? Алекса, который под эту сонату носился по дому с какими-то лентами, зажав плечом телефонную трубку и умудряясь на ходу говорить с кем-то по телефону. Пока я хлопала глазами, возле моей постели возникла бабуля – как всегда аккуратно причесанная и одетая, как на парад.
– Вставай, соня, – прогремела она радостно. – Уже восемь часов. Из-за тебя Александер уже опоздал на работу. Я надеюсь, ваш шеф человек порядочный и потому простит это опоздание.
– Но…что он делает? – я удивленно кивнула на Алекса в джинсах, футболке и полосатых носках, который наперегонки с Рексом сновал из одной комнаты в другую, на ходу развешивая свои ленты и разговаривая по телефону с Лео: «Проломленный череп и сломанная шея – это еще не доказательства убийства, может это несчастный случай…а, так его до этого и ножом ударили…угу, понятно…»
– Он? Украшает ваш бестолковый и безвкусный дом.
– Но почему он должен это делать?
– Я не доверяю этим дизайнерам, они мне положительно не нравятся.
– Но они же профессионалы…
– Не возражай бабушке, – пресекла мои поползновения к протесту она. – Алекс, херувим справа криво висит!
Алекс туманно взглянул на нее, продолжая беседовать с Лео о трупе, после чего оценивающе посмотрел на фарфорового херувима на розовой ленточке и перевесил его. Бабушка одобрительно кивнула, и Алекс пошел в прихожую с целой коробкой праздничного барахла: ангелочков, ленточек и всяких прибамбасов.
– Я даже не знаю, как мне доверить украшение церкви этим субъектам из агентства, – посетовала бабушка, выдергивая меня из ночной рубашки, как репку с грядки, и пихая мне в руки ворох одежды. – Я так волнуюсь.
– Бабуль, ну что тут такого, все замуж выходят, – неуверенно сказала я, робко выглянув на нее через горло кусачей шерстяной водолазки.
– Да что ты понимаешь…Моя дорогая малютка Моника выросла! – всхлипнула бабуля и прослезилась, стиснув меня в объятиях.
– Вот именно, – заметила я. – Выросла! А зачем я должна одевать этот свитер? Он кусается.
– А ведешь себя, как маленькая, – строго ответила бабушка. – Одевайся живее, опоздаем в салон.
На кухне Алекс с задумчивым видом жевал булочку, уставившись в окно. Рекс стоял рядом, положив передние лапы на подоконник, и урчал, видно, требуя десятину с булочки. Лекс улыбнулся и потрепал его по голове.
– Ах ты, разбойник, ты ведь уже завтракал, – ласково сказал ему Алекс, тем не менее разломив булочку и скормив половину вымогателю.
– Боже мой, Александер! – протрубила бабушка. – Что вы делаете?!
– А что я делаю? – искренне удивился Алекс.
– Мало того, что едите не за столом, как положено воспитанным людям, так еще и вместе с собакой?!
– Мы всегда так делаем, – пробормотала я, но тут же поняла, что ляпнула что-то не то. Бабушка схватилась за сердце и осела на стул.
– Вы взялись меня доконать? Ведь ваш монстр далеко не стерильный! Моника, что с ребенком будет, непослушная ты девчонка?!
– Мы больше не будем, честное полицейское, – торжественно пообещал Алекс.– Мы опаздываем в салон, если не ошибаюсь.
Бабушка мигом забыла обо всех моих грехах и принялась деятельно впихивать в меня манную кашу. Да, кашу я очень люблю, но при Алексе мне почему-то стыдно в этом признаваться. Я же не маленькая. И я отбивалась от каши как могла, но Алекс смотрел на меня с такой умиленной улыбкой, что я сдалась.
В салоне бабушка подняла тарарам. Корсет перешить успели (надо же!), и в этом платье вообще не было заметно, что у меня уже небольшой животик, хотя корсет его не стягивал и я чувствовала себя в нем очень здорово.
Но бабушке не понравилась сама модель. Слишком открытая! Боже мой, ну что тут открытого? Длинные рукава, закрытые плечи, единственное – глубокий вырез на спине и немножко на груди. И я не могла не порадоваться, что менять что-либо уже поздно. Кроме того, платье это мне безумно понравилось, оно такого красивого белого цвета с розоватым отливом, и все вышито жемчужинками. Простое и очень эффектное. Не понимаю, чего бабушке еще? Осталось мне только в скафандр одеться, чтобы она не углядела ничего открытого. Между прочим, с выбором платья мне помогла одна очень хорошая знакомая Кристиана, она же нашла нам упомянутых бабулей дизайнеров, которые будут заниматься украшением церкви. Без этой очень хорошей знакомой я бы пропала. Она вообще очень милая девчонка, мы с ней быстро подружились. Ее зовут Элиза. Я долго пытала Криса, откуда он ее знает и как он ее знает, но он отмахивается и уходит от ответа. Только уши у него почему-то становятся красными, и в их свете наверно можно проявлять фотопленки. Ничего, вот придут они вместе на свадьбу, я посмотрю, как он будет себя с ней вести. Кстати, Алекс ее тоже знает. Да и Рекс с ней здоровается по всем правилам, как с другом, – лапы на плечи, веселое облизывание щек. Это наверно какая-то старая история. Лекс из солидарности с Кристианом тоже ничего не говорит, но я обязательно докопаюсь до истины.
Из салона мы пешком пошли домой, и всю дорогу я выслушивала бабушкины лекции. Перед нами в церкви непременно должны идти дети и сорить лепестками роз. Что за глупость, какой смысл в этом?! Короче, вся бабушкина нотация сводилась к тому, что надо непременно достать откуда-нибудь мальчика и девочку лет восьми-девяти. Где взять? Правильно, у фрау Гехольц (Господи, за что мне?!) замечательные внуки – двойняшки. Они тоже приедут на нашу свадьбу. Ах, как мило. У меня уже сил не было сопротивляться, и я сдалась. Будь что будет. Уже даже сварливая надменная бабка, которая всегда доносила моей бабуле обо всех моих детских проделках, вместе с ее внуками не могла испортить мне настроения.
Самое интересное было впереди, то есть вечером того же дня. Мы с Алексом привели себя в божеский вид и потащились к священнику на беседу. Бабуля увязалась за нами, так что нам не удавалось даже поболтать всласть. Я вот подсчитала – за эти дни, что бабуля с нами, количество поцелуев с нескольких десятков в день сошло на пять-шесть, да и то таких, что и вспомнить не о чем – как-нибудь тайком, когда бабуля отвернется. Разве это жизнь?
В общем, пришли мы к святому отцу. Это оказался расклеенный дедуля, совершенно лысый, с седым пушком на голове и морщинистым, как сушеная груша, лицом. Ко всему прочему он говорил медленно, нараспев, как будто и в самом деле пел псалом. Он долго взирал на нас с Алексом, словно сравнивая, подходим ли мы друг другу, а потом одобрительно потряс головой и стал нам рассказывать о семейных ценностях. Он так увлекся, что закрыл глаза и покачивался взад и вперед, словно молитву читал. Бабушка, однако, слушала его с повышенным вниманием и делала мне глазами всякие знаки – вот, мол, слушай и учись, что умные люди думают. Я с тоской посмотрела на Лекса, и вдруг обнаружила, что он с интересом изучает старца.
– Ты что? – тихо спросила я.
– Я задержусь с ним немного. Мне надо с ним побеседовать, – таинственно ответил Алекс.
– О чем это? – я была недовольна, что он не договаривает.
– Допросить, словом. Он может пригодиться в расследовании.
– Алекс! Это же священник!
– Ну что же мне делать, солнышко? Работа есть работа.
– И ты не можешь не думать о расследованиях хотя бы теперь? Я тут извожусь, а тебе хоть бы хны!
Алекс хотел было мне что-то ответить, но бабушка шикнула на нас и сверкнула глазами. И я, выразительно посмотрев на Лекса, обиженно замолчала. Вот, человек женится, а вздумал священника допрашивать. Он не думает о свадьбе, а только о работе. Значит, работа ему важнее меня?! Я уже собиралась разобидеться всерьез, но Алекс, не меняя преданного выражения лица и одухотворенно взирая на бормочущего старикана, как ни в чем не бывало взял меня за руку и пожал ее. Это пожатие значило: «Я тебя люблю, не сердись». У нас вообще с ним целая система сигналов. В зависимости от силы пожатия и еще много от чего, чего я просто не могу объяснить словами, каких-то импульсов, что ли, это может значить практически все что угодно – от «пора вставать» или «я тебя люблю» до простенького «погуляй пожалуйста с Рексом, мне неохота выходить из дома, ты просто душка», причем последняя фраза исключительно моя.
В общем, остановить Алекса мне не удалось. Бравый комиссар полиции предъявил свой значок и вежливо приступил к допросу. Бабушка такого поворота не ожидала и просто захлебнулась от удивления и негодования.
– Что он вытворяет?! – зашипела она мне на ухо. – Он в своем уме?
– Работа есть работа, – важно ответила я, точь-в-точь как мой любимый, хотя минуту назад я была готова заплакать от этой его фразы. – Или ты хочешь, чтобы нас венчал преступник? Или замешанный в убийстве человек?
Бабулю сразил этот аргумент, и она с уважением притихла.
– Все в порядке, – объявил Лекс минут через пять. – Поехали.
Степенный старец преобразился на глазах. Он заглядывал в глазки Алексу и совершал неприличные для его возраста прыжки. Бабушка смотрела на него с презрением.
– Ну что, он в чем-то замешан? – с тревогой спросила она у Алекса, когда мы сели в машину.
– Нет, он ничего противозаконного не делал. Он просто знает одного человека, которого мы подозреваем в убийстве. Дело в том, что одного парня пырнули ножом и сбросили с балкона, так вот все нити ведут к одному тихому, ранее не судимому пареньку, который подрабатывает в этой церкви у этого священника, – с удовольствием рассказывал Лекс.
– О, Боже мой, остановитесь! – взмолилась бабуля, которую напугал рассказ о сброшенном с балкона парне. – Это вы привычны к таким ужасам…
– Прошу прощения, – смутился Алекс.
– Бедные дети, где вы работаете, – вздохнула бабушка, грустнея на глазах. – Не понимаю, как можно добровольно работать в таком страшном месте… Наверно, у вас даже ранения были?
– У меня нет, но Алексу порядком досталось, – ответила я.
– Господи, какой кошмар…бедный мальчик…
И она с таким сочувствием и нежностью посмотрела на нас с Алексом, что он, наверно, почувствовал себя еще более несчастным, чем когда она его ругала.
Вечером бабуля устроилась на диване в гостиной с телефоном, очками, чашкой крепкого чая с бергамотом и кучей своих разграфленных бумажек и принялась обзванивать и сушить мозги всем кому только возможно. Больше всех пострадали Кристиан и Элиза, которая должна была уверять бабулю в надежности дизайнеров, а Фрица, на его счастье, просто не оказалось дома. И хотя мы всем сердцем сочувствовали собеседникам бабушки, мы не могли не порадоваться тому, что она пока от нас отвернулась.
– Так над чем ты так смеялся вчера? – поинтересовалась я между двадцатым и двадцать первым поцелуем.
– Ты бы видела, с каким грозным видом она допрашивала меня – в который раз я женюсь, – пояснил Алекс и со смехом покачал головой. – Я еле втолковал ей, что в первый.
– Странно, как это она тебе поверила, – улыбнулась я.
– Я сегодня договорился с Крисом, я буду ночевать у него в последнюю ночь перед свадьбой. Он с таким сочувствием на меня смотрел, как будто меня из дома выгнали, хотя, в принципе, он почти прав, – сказал Алекс задумчиво.
– Не говори так, – жалобно протянула я.
– Но ради тебя я готов потерпеть, – сообщил он с улыбкой.
– Ты просто чудо…
И когда я собралась отблагодарить мое чудо за его самоотверженность, бабушка повесила трубку и возгласила:
– Алекс и Моника, а ну-ка идите сюда!
Мы со страхом переглянулись и нехотя поплелись на зов.
– Да, бабуля? – с наиболее возможной милой и беззаботной улыбкой сказала я.
– Ну-ка встаньте рядом.
Мы снова переглянулись и встали рядышком перед диваном, где сидела бабуля. Она склонила голову набок и долго критично нас разглядывала. Мне даже стало не по себе. Алекс с удивительным спокойствием смотрел в противоположную стену и держал меня за ручку. Завершив осмотр, бабушка заявила:
– По росту мне ваше соотношение не очень-то нравится. Моника, детка, говорила я тебе: ешь побольше морковки, но кто же меня послушает? Ну ничего, в целом вы смотритесь. Приступим к репетиции.
– Ре-пе….чего репетиции? – захлопала глазами я.
– Пошли в коридор, – строго ответила бабушка. Я в отчаянии взглянула на веселого Алекса, которого, похоже, развлекало любое бабушкино действие, и он тихо сказал мне на ухо:
– Чем бы бабуля не тешилась…
– Лишь бы не ругалась, – завершила я с улыбкой.
– Вот, вот. Так что потерпи. Это же весело.
Он нежно чмокнул меня в ухо, а я подумала, что это и правда забавно. У Алекса дар убеждения, ничего не поделаешь.
В коридоре бабуля села на большое плетеное кресло, установленное в дальнем конце, надела очки и с видом режиссера скомандовала:
– А ну-ка пройдитесь, посмотрю на вас.
И мы, давясь от смеха, прошлись под ручку туда и обратно по коридору.
– Александер! Вы почему волочите левую ногу? А ну-ка идите как следует. Моника, не сутулься! Пройдитесь еще разок.
– Умоляю, не волочи ногу, а то до ночи будем шляться по коридору туда-сюда,–
сказала я тихо.
– Я виноват, что у меня там растяжение?
– А я говорила, не ходи в спортзал, что ты там потерял, и так сплошные нагрузки на работе!
– Да я вчера ногу потянул, когда на арест ездил.
– Эй, а ну хватит шептаться! – недовольно окликнула нас бабушка. – Идите как положено.
Мы переглянулись и достойно завершили свое дефиле. Рекс смотрел на нас с недоумением, склонив голову набок и стуча хвостом по полу.
– Вот так-то лучше. Молодцы. Правда, вы трудновоспитуемые, ну ничего, – похвалила нас бабуля. – Сойдет. Только вот что, Моника, держи спину прямо, у тебя должна быть идеальная осанка: у тебя на платье такой вырез, что не дай Бог.
Алекс испуганно и с подозрением посмотрел на меня, но я сделала ему такие глаза, что он понял – бабушка просто язвит.
– Как-нибудь уж до алтаря и обратно дойдете, можно сказать даже хорошо. Вот что дальше будет, меня сильно беспокоит, поэтому давайте разучим все заранее. (Разучим! Это надо же! Будто мы утреннике в детском саду!) У вас должен быть красивый поцелуй. Это очень важно. Ну-ка поцелуйтесь.
Неудивительно, что мы были смущены подобной просьбой, – еще бы, будет пристально наблюдать и командовать, как правильно, а как нет, – и жалобно воззрились на бабулю.
– Фрау Хайек, а может не надо? – без особой надежды спросил Алекс.
– Ба, не надо, а…
– Надо, говорят вам. Что за упрямые молодые люди. Сами безобразничают у меня за спиной…
– Правильно, – неожиданно поддержал Алекс. – Я люблю Монику и не собираюсь этого скрывать.
И не успела я глазом моргнуть, как очутилась в его объятиях. Я покосилась на бабушку, которая с волнением наблюдала, что же дальше, точно сериал смотрела, и почувствовала, что краснею.
– Представь, был бы это телевизор, это обязательно прервалось бы рекламой, – быстро прошептал мне Алекс с веселыми искорками в глазах и поцеловал меня.
Я представила рассерженную рекламой бабушку и мне стало смешно. Ох уж этот Алекс, знает, что сказать, чтобы развеселить меня. В общем, хотя я и покатывалась со смеху, бабушка была довольна поцелуем и одобрительно сказала:
– Это у вас получилось гораздо лучше, чем ходить. Молодцы.
После этого она заставила Алекса взять меня на руки и походить со мной туда-сюда.
– Прекрасно. Чем дальше, тем лучше. Теперь последнее и самое главное.
– Страшно подумать, что теперь надо репетировать, – пробормотал Алекс. Бабуля его не услышала, зато услышала я и чуть не лопнула от смеха.
– Моника, хватит легкомысленно улыбаться, – строго сказала мне бабушка. – Не вздумай так себя вести в церкви. Лицо невесты должно выражать задумчивость и скорбь.
Пока Алекс усиленно кашлял, пытаясь унять веселье, бабушка велела нам танцевать вальс. Это нас окончательно доконало. Такого вальса в моей жизни не было и наверно уже не будет. Без музыки, зато под такты, отбиваемые бабушкой по подлокотнику, и удивленное подвывание Рекса, давясь от смеха, мы с Алексом станцевали от души и просто-таки на «ура». Бабушка была довольна, а Рекс два раза уважительно тявкнул. Хотя наверняка решил, что хозяева свихнулись.
– Ну все, идем чай пить, – сжалилась наконец бабушка. Она встала и дружески похлопала Алекса по плечу. – Молодцы. Пожалуй, из вас выйдет толк. Мне бы сюда еще Кристиана, я не допущу, если он вздумает так же как Алекс хромать в церкви.
Кристиан, кстати сказать, на следующий день преподнес сюрприз иного рода. Когда я утром радостно влетела в контору, после целого дня разлуки, Крис приветственно улыбнулся и даже помахал ручкой, но ни слова не сказал и к телефону упорно не подходил, с досадой отключая все звонки на мобильном.
– Э…Крис, ты что? Воды в рот набрал? – удивился Алекс.
Кристиан сделал несчастную физиономию и вздохнул.
– Крис, ты меня пугаешь, – сказала я, с тревогой вглядываясь в его глаза. – Все в порядке?
Он усиленно закивал и виновато улыбнулся.
– Тогда почему молчишь?
Он сделал такой вид, что мы поняли: мог бы он говорить, он бы сказал «Черт!». И он в отчаянии накарябал на бумажке: «У меня голос сел!» и поставил три жирных восклицательных знака.
– Что?! – завопила я. – Ты издеваешься? Ты понимаешь, что послезавтра ты обязан выздороветь!
Я села и заплакала, обнявшись с Рексом. Кристиан взирал на меня с тоской, и такого несчастного и виноватого лица у него мне давно видеть не доводилось. Алекс пытался меня успокоить, но безуспешно. Меня прорвало. Я плакала уже не потому, что боюсь, как сможет что-то говорить на церемонии Крис, если у него пропал голос, а просто через эти слезы выражала свое волнение и всю сложную гамму чувств, которая была у меня на душе. Но Крису все еще было невдомек, что я уже давно на него не сержусь, и он невыразимо страдал. Наконец я оторвала мокрое от слез лицо от шеи Рекса и встретилась глазами с Бёком. Вряд ли существует человек, способный выдержать его виноватый взгляд, потому что он раскаивается совершенно искренне и его становится жалко. И я тоже поняла, что переборщила – у бедняжки и так горло болит, а я наорала на него ни с того ни с сего.
– Прости, я просто сорвалась от волнения, – сказала я и примирительно улыбнулась. Кристиан тоже просиял. – А ведь я тебе говорила: «Не пей холодную воду». Эти мужики думают, они умнее всех, – тут же строго добавила я, направляясь к чайнику. Я отыгрывалась на нем – сколько раз они с Алексом меня лечили в конторе и песочили меня! Теперь ему придется слушаться меня. И еще кое-что… Мне стыдно признаваться, но я использовала Кристиана, как уничтожителя ненавистного мною вишневого варенья, которое бабуля отправила вместе со мной на работу. Зато, забегая вперед, скажу, что Крис за один день поправился, хоть и отбивался от варенья как мог. Но мне на помощь пришел Алекс, засучив рукава, и Кристиан понял, что сопротивление бесполезно.
Сегодня я на работу не пошла, бабуля сказала: «Сиди дома, чтобы был хороший цвет лица». Какой уж тут цвет! Я просто с ума схожу! Алекса ни на минуту не отпускаю. Из-за меня он тоже на работу не пошел. Весь день я мучила себя и его вопросом: «А как я переживу эту ночь без тебя?!». Он только вздыхал и молча обнимал меня. Наверно, он тоже волнуется…Дожить бы до завтра…»
Тот же нескончаемый день, 01:30. То есть, это уже следующий?..
Алекс ушел!! Хнык…. Я не хотела его отпускать! Когда он уже был готов к выходу из дома, я просто повисла у него на шее и заплакала. Он даже растерялся.
– Ну не расстраивайся, солнышко, я же вернусь к тебе завтра. И тогда уж насовсем. Еще успею тебе надоесть.
– Не говори так! Я тебя люблю!
– Я тебя тоже. Иди приляг, закрой глазки и когда проснешься уже будет утро, – посоветовал Алекс, пригладив мою растрепавшуюся челку.
– Я без тебя не засну.
– А ты постарайся. Ради меня. Тебе надо отдохнуть, завтра длинный день. Слушайся бабушку.
Я вздохнула. Последнего мне хотелось меньше всего.
– Ну пока. – Он поцеловал меня, улыбнулся и повернулся к двери, закинув за плечо огромную сумку со своим праздничным костюмом. – Пошли, Рекс. Спокойной ночи, фрау Хайек.
Он подмигнул и ушел, и вскоре я услышала, как эхом отдается звонкий лай Рекса в холодном осеннем воздухе и как глухо хлопают дверцы машины, а Алекс что-то говорит Рексу, и голос у него бодрый и веселый, как всегда. Почему тогда я так убиваюсь?.. Я развернулась к бабуле и с отчаянием сказала:
– Уехал…
И вдруг заметила ласковое и счастливое выражение в глазах бабушки. Странно, я уж думала, мне сейчас вкатят выговор за то, что развела истерику, и за то, что неприлично обнимаюсь с Алексом у нее на виду, а она отнеслась к моим переживаниям с неожиданным пониманием. И только мягко сказала:
– Не переживай, дитя. Это всего одна ночь, вам предстоит вся жизнь.
Эта фраза меня добила. Я разревелась у нее на плече, а бабушка только ласково меня успокаивала…
Как мне грустно…Бабуля давно пошла к себе, но я знаю, она не спит, как и я. Может, даже плачет, как я. Не знаю. У меня все-таки замечательная бабуля, лучшая в мире. А без Алекса мне пусто и противно. Кровать холодная и, оказывается, неимоверно большая, я буду с нее скатываться и падать. Я в детстве часто падала с кровати, бабушка даже стул приставляла к моей постели, чтобы я не шмякнулась на пол. Мне сейчас так холодно и тоскливо…скорей бы завтра!
Вот интересно, сомневается ли невеста в своем выборе в последнюю ночь? Может, какие-то неуверенные в себе особы – да, но я думала над другим вопросом: почему он выбрал именно меня? Я иногда совсем противная. Во-первых, капризная. Во-вторых нахальная. В-третьих ревнивая, как черт. О Господи, сколько всего! Но ведь есть смягчающее обстоятельство – я его люблю…устала я от всяких мыслей, но сон, хоть убей, не идет. Встала, подошла к окну…И что я вижу? Снег! Белый снежок, робкий и несмелый, который тихо ложится на голые ветки деревьев, улицы, дома…И луна!...Полнолуние…как красиво! Боже, ну почему рядом нет Алекса?.. Это первая наша зима…Первый снег…но мы как назло не вместе…Да он спит наверно и ничего этого не видит. А может…Телефон жужжит! Хватаю скорее мобильный, чтобы он не разбудил бабулю, читаю сообщение от Лекса: «Я знаю, ты все равно не спишь и смотришь в окно на снег. Правда красиво? Ты еще и босиком стоишь, конечно. Марш спать. Я тебя люблю, спи спокойно, целую». Я взглянула на свои босые (естественно!) ноги и бросилась в постель, рассмеявшись. Он тоже не спит! И тоже видит снежок! Ура! Мы с ним одинаково думаем… Ой, как мне вдруг захотелось спать… И мне так спокойно и приятно, словно я и правда ощутила поцелуй Алекса. Засыпаю…»
Утро ЭТОГО дня!
«Дорогой дневник!
Вскочила в семь ноль-ноль, безо всякого будильника, надела футболку Алекса и бросилась к бабуле в комнату. Она уже застегивала последнюю пуговицу на своем элегантном сером платье.
– Бабушка! Ты видела снег! Бабушка, бабушка!!! – заорала я громко, кидаясь на нее. Бабушка весело рассмеялась (как я люблю ее смех!) и сказала:
– Моника, сегодня твоя свадьба, а ты все та же малютка. Уж не хочешь ли ты попроситься во двор играть в снежки, детка?
– Был бы тут Рекс и Алекс, я бы так и сделала, – ответила я радостно. – А одной мне скучно. Давай скорее позавтракаем, нам столько всего надо успеть!
– Хорошо, хорошо, сейчас все сделаем. Зачем ты одела эту нелепую футболку, девочка, у тебя что, нет утреннего халата? Что за безобразие? Куда Алекс смотрит?
– Да нет же, у меня все есть, мне просто приятно носить его рубашки. Они даже его духами пахнут. Такое ощущение, что он рядом, понимаешь, бабуль? – ответила я и взглянула в зеркало на себя в безразмерной майке, которая мне бы могла сойти за платье, с крупной прикольной надписью «Need money».
– Ох ты глупенькая, – улыбнулась бабушка. – Ну иди принимай ванну. Только долго не возись.
Я поскакала в ванну, дальновидно захватив с собой мобильный, потому что стоило мне погрузиться в кружевную от пахнущей жвачкой мыльной пены воду, как позвонил Алекс.
– А бабуля сказала, что снег – это к счастью! Здорово? – сразу сообщила я.
Послышался смех Алекса и счастливый лай Рекса.
– Чему ты там улыбаешься, хитрюга? – спросила я.
– Ты у меня все-таки поразительно милая, – пояснил он. – Веди себя хорошо, нам совсем немножко осталось до встречи.
В общем, все утро я провисела на телефоне. Позвонил Кристиан и сообщил, что за мной приедет вместе с Фрицем, и предупредил:
– Если вдруг тебе покажется, что грохочет гром или трясется земля – не пугайся. Это будет салют. Твоя бабушка ясно и четко определила, что если не будет салюта, мне лучше ей на глаза не являться.
– Не могла она тебе так сказать, – весело ответила я.
– Зато подумала. Да кстати Алекс уже договорился с одной теткой из отдела регистрации гражданских актов, она приедет сразу в ресторан, там и распишетесь. Так что учись подписываться фамилией Брандтнер. Пригодится на гражданской церемонии бракосочетания.
– Мне не нравится слово «брак», – сообщила я. – Брак на заводе бывает, а тут речь идет о жизнях живых людей, понимаешь?
– Конечно, а как же, – рассеянно поддержал меня Крис.
– И что это за слово такое – «бракосочетание»? Сочетание двух недоделанных людей? Бракованных, в смысле? – продолжала философствовать я.
– Остановись, во имя отца и сына и святого духа, – взмолился Крис. – Я не виноват, что это слово существует в гражданском кодексе и оно тебе не нравится.
– Ладно уж, так и быть прощаю, – улыбнулась я. – В общем, когда начнется землетрясение и всеобщая паника, я буду знать, что за мной едет господин Бёк.
Когда я наговорилась по телефону всласть, приехала Элиза вместе с моим платьем и сообщила, что погода прекрасная – лежит снежок и светит солнце. От этих слов я разволновалась еще больше – а вдруг неожиданно начнется буря? Ведь это же я! Мне вечно не везет! Боже…
– Если бы тебе не везло, буря была бы уже с утра, а платье не успели бы перешить, – глубокомысленно заметила Элиза, и я успокоилась.
– Это у меня от волнений, – вздохнула я. – Не удивлюсь, если после свадьбы я начну страдать нервным тиком. А где стилист?
– Стилист в пробке застряла, – почему-то виновато ответила она.
– Ох уж эти Венские пробки! – возопила бабуля. – А что если она опоздает?!
– Не беспокойтесь, приедет вовремя.
– Будем надеяться… Боже, да ведь я даже не знаю, какую прическу сделают Монике!
– Да я и сама не знаю толком, – я беспомощно взглянула на Элизу.
– Ты же сама выбирала, – улыбнулась она.
– Я уже забыла. Но буду надеяться, что в тот момент я была в своем уме.
Бабушка начала лихорадочно приводить себя в порядок. Она извлекала из своего чемодана свое новое платье, сшитое как раз к этому знаменательному событию, и мы с Элизой удивленно переглянулись. Никогда бы не подумала, что бабуля станет носить такой яркий красный цвет. Безусловно, он прекрасно подходил ей, просто я привыкла с детства видеть ее в неброских элегантных костюмах. Уже и забыла, когда она одевала что-то другое. В общем, когда бабуля облачилась в свое мерцающее красное платье с каким-то легким умопомрачительным шарфиком в тон, мы так и ахнули. Она помолодела лет на десять и стала такой милой бабуленькой, что я вдруг расплакалась. Я поняла, что она для меня значит, моя дорогая суровая и упрямая бабушка, которая заменила мне маму и последние несколько лет и отца. И еще я так жалела, почему же сегодня со мной нет моих родителей, почему они не видят этого и не могут порадоваться и попереживать вместе со мной… И как же хорошо, что моя бабулечка со мной!.. И я ее чуть не задушила от полноты чувств. Она так и не поняла, чего я реву. А Элиза, похоже, поняла – в ее мягких добрых глазах отразилось сочувствие, способное заменить любые слова. Кажется, у нее тоже что-то не то с родителями. Бедняжка. И я перестала плакать.
– А вот и стилист идет, – заметила Лиза, с улыбкой глядя в окно. – Похоже, ей пришлось прилично простоять в пробке.
Вскоре в дом ввалилась растрепанная, раздраженная Ирен – парикмахер и визажист по совместительству.
– Прости, что опоздала, все из-за чертовых пробок. Срочно одевайся, я не могу делать тебе макияж и прическу до того как ты оделась, – срывающимся с холода голосом объявила она.
Что тут началось! Такой суматохи вокруг себя мне давно наблюдать не приходилось. Не успела я вместе с Элизой и бабулей запереться в спальне, чтобы одеться, а сердитая Ирен осталась томиться в коридоре, приготавливая свои инструменты, как в прихожей послышалась какая-то возня и отвратительный скрипучий голос фрау Гехольц (караул!!! СОС!!! Кто-нибудь, за что мне?!!) и взвизги каких-то детей. Ччерт, она все-таки приволокла своих внуков! Что теперь будет?! А-а, бабушка, куда ты бежишь, покинув меня с десятью шуршащими юбками этого окаянного платья! Черт с этой старушенцией, ведь я важнее!
– Бабушка! – в отчаянии крикнула я, выглядывая из горы полупрозрачных белоснежных юбок.
– Элиза, помогите ей одеться, я должна встретить гостей! – кинула на ходу безжалостная бабуля и хлопнула дверью.
– Какого… – негодующе начала было я, но Элиза с улыбкой перебила:
– Спокойствие – залог здоровья, что ты нервничаешь? Сейчас все сделаем.
Если бы не она, я наверняка потерялась бы в этих чертовых юбках, бодай их кукуруза. Ее непоколебимое спокойствие вселило в меня веру, что все и правда не так страшно.
И все-таки, вот кто придумал такие тяжеленные нижние юбки?! На кой черт они нужны несчастной замученной невесте?! Как понять, которую надевать первой?! КТО швырнул на пол фату?! Она же теперь вся мятая! Кто, кто! Бабуля, конечно, когда кинулась к своей дражайшей фрау Гехольц!
– Лиза, я рехнусь, – сообщила я несчастным голосом, пока она с деловитым видом приводила в порядок мою многослойную расшитую юбку.
– Потерпи, – вздохнула она, аккуратно расправляя все складки, и взяла в руки помятую фату. – Ничего страшного. Сейчас я ее повешу на спинку стула, отвиснет и будет как новенькая. Где твой букет?
– Не знаю, – капризно отвечала я. – Где-то бросила.
В ответ на этот крик души Элиза только засмеялась.
– Да вот же он, в вазе торчит. Честное слово, так нервничать опасно.
Я взглянула на букет. Хотя я его выбирала сама, я только сейчас увидела, какой он красивый – из маленьких белых голландских розочек и весь в ленточках. Прямо какой-то воздушный.
– Надо же, какой симпатичный, – удивленно сказала я, становясь перед зеркалом вместе с букетиком.
– У тебя в прическе будут такие же розы, – деловито ответила Лиза. – Не крутись, мне надо зашить тебе в подол монетку.
– Чего-чего надо зашить? – переспросила я изумленно, тут же начиная вертеться.
– Фрау Хайек так сказала вчера по телефону, – пояснила она.
– Зачем это еще? Придумает тоже!
– Это на счастье, так надо, – строго ответила Элиза. – Ну все, иди к Ирен.
Я вышла в коридор, робко держа Элизу за руку. Мне почему-то казалось, что вид у меня в платье и с букетом совершенно идиотский, хотя на примерке я была в восторге от своего внешнего вида. В коридоре творилось настоящее столпотворение. Ирен, злая как тысяча чертей, устало отвечала на вопросы противной старушки Гехольц. Внуки ее, упитанные белокурые двойняшки, по весу наверняка превосходившие меня вместе с Элизой, с дикими воплями носились по дому, и от них у меня зарябило в глазах. Моя собственная бабуля, так коварно бросившая меня на произвол судьбы вместе со страшным платьем, приветливо улыбалась и, казалось, вообще не замечала творившейся в прихожей вакханалии. И она даже не заметила, что я в моем шикарном платье уже вышла из спальни!
– А ты говоришь – потерпи, – застонала я. – Посмотри, что делается.
– Не обращай внимания, – ответила Лиза.
– Но как?! Для начала выдерни Ирен из лап фрау Гехольц!
– Пожалуйста, – пожала плечами она и с милейшей улыбкой направилась к Ирен.– Добрый день, фрау Гехольц! Прекрасная погода, не правда ли? Ирен, пора начинать, а то мы опоздаем. У вас чудесные внуки, фрау Гехольц. Такие энергичные, просто прелесть, даже стены дрожат. Ирен, идем скорее. – И она культурно увела озверевшую визажистку от расплывшейся от комплиментов старушенции.
– Кхе, бабуля, – злобно кашлянула я.
– Ах, Моника, почему же ты не поздороваешься с… – начала было она (вместо того, чтобы сказать как я выгляжу – нет, просто безобразие какое-то!), но Элиза и Ирен живо утянули меня обратно в спальню.
– Фрау Хайек, все потом, у нас мало времени, – улыбнулась Лиза.
Меня усадили перед зеркалом, Ирен засучила рукава и взялась за дело. Пока она
колдовала надо мной, Элиза вытащила мобильный и позвонила Крису. Я навострила уши – как она с ним будет разговаривать? Хитрюга Крис еще не появлялся мне на глаза вместе с ней и я не имела возможности оценить ситуацию.
– Привет, – с улыбкой заговорила она. – Да, я уже здесь. Нет, еще не совсем готова. Чуть-чуть осталось. Ты где? Едешь?.. В пробке застряли?.. А, ну так и не торопитесь пока. Монику еще причесывают. Угу. Хорошо. Счастливо. Пока.
И дала отбой. Я радостно заулыбалась – хотя она и говорила своим обычным спокойным мягким голосом, все-таки кое-какие нотки я уловила. Ай да я.
– Едут? – жалобно спросила я.
– Да, – кивнула Лиза, с интересом наблюдая за ловкими движениями Ирен, которая со шпильками в зубах завинчивала мои волосы в какую-то сложнейшую прическу.
– Едут? – испуганно промычала она сквозь шпильки. – Вот черт!
И от волнения так воткнула шпильку мне в волосы, что я чуть не заорала.
– Ай, осторожнее! – захныкала я.
– Прости, не рассчитала. Лиза, тащи розочки. И зови сюда фрау Хайек, если сможешь отодрать ее от той мерзкой старушенции.
Ирен всерьез перепугалась, что не успеет, ведь ей предстояло еще сделать мне макияж и причесать бабулю, которая заболталась с фрау Гехольц и забыла обо всем на свете, и работала теперь с такой скоростью, что по комнате мелькала только ее цветастая шелковая блузка. Какая поднялась кутерьма, Боже мой!
– Ты плохо накрасила мне правый глаз, – заметила я нервно.
– Не сочиняй, – отрезала Ирен. – Все нормально, это в зеркале тебе так видно.
И в тот миг, когда я собиралась возразить, на улице послышался приближающийся и все нарастающий гул, в котором можно было различить, например, как громко сигналят машины. А еще я услышала заунывный вой родной полицейской мигалки, которую, наверно, включили ради прикола Фриц и Кристиан.
– Едут!!! – выдохнула я. – Боже!
Все мысли смешались у меня в голове в одну лепешку, у меня закружилась голова и мне захотелось плакать. И я уже не чувствовала ни боли от шпилек в волосах, ни тяжести чертовых юбок, мне вдруг захотелось хлопнуться в обморок, но было нельзя. В моих руках оказался стакан воды, который я машинально осушила, и мне стало легче. Раздался глухой грохот салюта – хорошо, что Крис меня предупредил, а то я и правда бы испугалась. Меня подняли с кресла и поволокли в гостиную, по дороге куда я чуть два раза не наступила на разбегающихся, как горох, малявок фрау Гехольц. Причесанная помолодевшая бабуля установила меня, как рождественскую елку, в дальнем углу гостиной и стала лихорадочно расправлять все складочки на моем платье. Элиза вставила мне в дрожащую руку букет и шепнула:
– Успели! Ты молодец, прекрасно выглядишь.
Я немного обнаглела от этих слов и коленки у меня перестали подгибаться. Надменная фрау Гехольц, смерив меня огненным глазом, до сих пор не сказавшая мне ни «здравствуй», ни «поздравляю», злобно проскрежетала:
– У тебя в прическе цветы? Как мило, Боже правый.
Какая же она дура!
Бабуля со слезами на глазах опустила фату мне на лицо и встала рядом, промокая глаза платочком. А фрау Гехольц наконец поймала своих внучат и стала их крепко держать, пока они не разнесли всю гостиную.
Послышались радостные возгласы с улицы, потом – звонки в дверь. Элиза и Ирен были уже на пути в прихожую. Вскоре они вернулись и привели с собой Фрица с Кристианом. Собственно, я не сразу поняла, что это они, за цветами их просто не было видно. Я ничего не слышала, не понимала и была как во сне. Детишкам всучили плетеные белые корзинки с лепестками роз. Огромные букеты заполнили, как мне показалось, всю нашу гостиную, которую я всегда считала довольно просторной. Я смутно слышала голоса бабули, Криса, который как всегда с серьезным видом отпускал какие-то шуточки, встревание фрау Гехольц в разговор бабули и моего шафера и интеллигентные замечания Фрица. Потом аккуратно расчесанный на косой пробор Кристиан оказался возле меня и сказал:
– Ну что, пора?
Я почувствовала, что не смогу сделать ни шагу, и жалобно посмотрела на Криса сквозь пелену слез и свою воздушную фату. И вдруг увидела, что на нем темно-бордовая рубашка и серый костюм, и это обстоятельство меня так потрясло, что я не заметила, как уже взяла его под руку и тащусь на улицу.
– Ты все-таки оделся так?! – удивленно вымолвила я наконец, с недоумевающей улыбкой глядя на него.
– А ты сомневалась? – еще более удивленно отозвался он.
Я просияла. Все-таки он меня послушался. Молодец, одно слово.
На улице оказалась куча народу из комиссариата и среди них Лео во фраке, который как ни в чем не бывало курил и обсуждал с кем-то очередной труп. Естественно, такая моя судьба – меня и в церковь повезут под увлеченные разговоры о том, сколько качественный труп для анатомического театра должен пролежать в формалине, чтобы принять кондиционный вид. Гадость какая.
Первые минуты замужней жизни фрау Брандтнер.
А вот и церковь! Ой! Господи, как мне дойти до церкви, не наступив на собственные юбки, не запутавшись в них и не грохнувшись с позором при всем честном народе?! Хорошо, Крис держал меня крепко и отвлекал рассказом про голубей, а то я точно упала бы. Вошла.
– С правой ноги?
– О, бабуля, мне до этого?!
– Нет, с какой ноги ты вошла, несносная девчонка?!
– С правой!!!
– Умница, детка.
Ччерт… музыка. Орган. Народу тьма. Боже, это у нас в комиссариате столько людей работает?! Впереди отчаянно топают Герхольцы-младшие, сыплют лепестки. Хорошо, у меня платье без шлейфа, а то приставили бы еще кого-нибудь его нести.
– Крис, ты кольца взял?!!!
– Да взял же!
– Проверь!
– Мон, не вноси панику. В левом кармане лежат.
– А Алекс наверно паспорта забыл, елки-палки!
– Не забыл.
– Не урони кольца!
– Ты же не веришь в приметы? – ехидно улыбается Крис.
– Ладно, сам не споткнись и не упади.
Боже, где мой Алекс?! Где? Я что-то не вижу…Вот это?! Не может быть. Это какой-то киноактер. Я его не узнаю. Крис сдает меня ему. Проклятая фата, ни черта не вижу!..
– Привет, солнышко. Какая ты красивая, – ласково говорит киноактер. Все-таки, кажется, Лекс. От сердца отлегло. А то подсунут Бог знает кого. Ой, глупости говорю. Улыбаюсь, как круглая дура, и пытаюсь разглядеть Лекса сквозь растреклятую фату. Ни черта не вижу, как ни стараюсь. О, а вот и наш почтенный священник. Чего-то говорит. Боже, дай мне сил пережить… Вот я уже чего-то повторяю за священником. Вот Алекс повторяет. Вот говорит «да». Я тоже говорю «да», хотя ни черта не соображаю, что «да», зачем, почему и что теперь. Как во сне. Ой, Алекс убирает чертову фату с моего горящего от волнения лица. За ручку взял. Так, уже веселее пошло. Ой, Крис все-таки не забыл кольца. Ура. Холодное какое кольцо, брр. У Алекса рука дрожит. Ага! Ой, не ага, у меня тоже. Чего теперь? Ах, можем поцеловаться? Еще как можем! Алекс, покажем им класс. Черт, народу-то сколько, прямо совестно. Ладно. Лекс меня целует под всеобщее ликование. Красота. Как мне не хватало его поцелуя сегодня с утра! Ох, доберусь я до него вечером! Что, уже все? Жаль. Поцелуй получился красивый и какой-то очень нежный. Видать, Алекс по мне соскучился. А я-то.
Задумчиво смотрю, как горят наши свечки. Бабуля довольная – пламя не мерцает, стало быть, ссориться не будем, и ни одна свечка не вздумала погаснуть. Страшно подумать, если б погасла, значит, разведемся или кто-то из нас того…брр, какой кошмар. Ну, нас это не касается, у нас все в порядке, слава Богу.
Все с радостным гомоном поперли из церкви. Вдруг – какое-то замешательство. Алекс и Крис шепчутся. Чего такое? Кристиан многозначительно кивает, хлопает Алекса по плечу и принимает отвлеченный вид. Мимо проходит какой-то забитый паренек с бегающими глазками. Вдруг – что-то мелькает в воздухе, секундное промедление и – вуаля! Паренек стоит со скрученными за спиной руками, Крис приставил пистолет ему к затылку, а Фриц умоляет обалдевшего от неожиданности парня не шуметь и добровольно сдаваться. Еще двое из наших гостей волокут паренька из церкви, а Крис с деловитым видом отряхивается, поправляет узел галстука, проверяет запонки и запихивает пистолет в кобуру.
– Это еще что за маневры? – удивилась я.
– Не обращай внимания, дорогая, – с милейшей улыбкой отвечает Алекс.
– Это что, тот самый, который сбросил Кранца с балкона? – с интересом спрашиваю я.
– Он самый. Святой отец помог. Ну пошли. Кажется, нас ждут?
Все еще будучи в легком шоке, трясу головой со своими голландскими розочками и покорно иду за Алексом. Нет, ну это надо! Даже на моей свадьбе без уголовщины не обошлось. Судьба у меня такая, говорю же.
Нас провожают из церкви. Идем красиво, он не хромает, я не сутулюсь. Просто картина. Мне душно, но на душе неимоверное облегчение. Ура, и Алекс рядом…наконец-то…
Кто придумал натягивать ленточку перед выходом? Ах, предки? Ох уж эти предки. Прорвали с Алексом ленточку, вызвав почему-то этим всеобщий восторг. Подумаешь, легко прорвались! Ленточка-то бумажная. Нам с Лексом и стекла приходилось чуть ли не головой выламывать, а они туда же.
– Зачем надо рис сыпать нам на голову? – взмолилась я.
– Надо, – весело отвечает Алекс. – Ну и что.
– Тебе ну и что, а мне еще эти рисинки из прически час выбирать, наверно.
– Я тебе помогу.
Пока нельзя переступать последний порог? Что за новости? Так, вот нам всучили по бокалу вина. Это еще что?! Я вообще ненавижу спиртное, мне просто на вкус не нравится, а тут еще до дна пить. Дудки. Тем более беременным нельзя! Не обидятся на меня предки, если я нарушу обычай. Не пью, и точка. Алекс пьет, и хватит. Швыряем бокалы на пол – он пустой бокал, я – полный. Оба бокала разбиваются вдребезги. Присутствующие орут и радуются. Кажется, получилось как надо?..
Идем дальше. Перед порогом Алекс берет меня на руки и несет сквозь всю радостную публику к машине. Хорошо-то как. А вот и белые голуби. Сколько их….
Все! Едем в ресторан, в огромном белом лимузине только я, Алекс и Рекс. Несложно угадать, чем мы с Алексом занимались всю дорогу. Обменивались впечатлениями, а вы что подумали?! Ну ладно, и поцелуями тоже. Теперь даже бабуля мне не смогла бы препятствовать – неприлично целоваться только не женатым людям. Ха-ха. А я теперь фрау Брандтнер. Приятно. Сразу появляется ощущение солидности.
– Ну как тебе мое платье?
– Отлично. Просто слов нет. Настоящий ангелок.
– А знаешь, какие тяжелые эти нижние юбки? – жалобно сказала я.
– Тебе плохо от них? – сразу разволновался Алекс.
– Нет, я уже привыкла. Все нормально. И малыш сегодня не бунтует, хотя я весь день ношусь как угорелая. Он понимает, что сегодня маме и папе мешать нельзя.
Алекс смеется, он счастлив. Обнимает меня, докопавшись среди всех белых шуршащих юбок до моей талии. Эй, там уже не талия. Чур, не безобразничать.
– Все-таки галстук белый в серую полоску?
– Конечно. Я ведь не мог не послушаться моего дорогого ангелочка.
– Мне нравится, когда ты меня слушаешься, – призналась я и обняла его за шею.– А у тебя щеки пахнут лосьоном. Ты никак в последнюю секунду брился?
– Ах ты хитренькая, заметила?
– Обижаешь, комиссар, свою помощницу. Я ведь умею не только гладить рубашки и жарить курицу в микроволновке.
– Уж я знаю, – с улыбкой ответил он. – Какая у тебя прическа красивая, с розами и рисом.
– Издеваешься? – обиженно говорю я.
– Что ты, милая, я серьезно. Ты у меня вообще вся красивая. Я тебя даже не узнал, когда увидел, такая ты сегодня воздушная. У меня было такое ощущение, что от тебя свет исходил. Не смейся, я честно говорю.
– Я тебя тоже не узнала, – созналась я, неотрывно глядя в его счастливые глаза, притягивающие меня как магнит. – Пока не услышала твой голос, думала, что это не ты.
Алекс засмеялся и так крепко меня обнял, что из меня вышел весь воздух и мне стало трудно дышать. Рекс, который сидел на противоположном сидении, звонко тявкнул. О, да мы приехали. А я и не заметила.
Ух ты, какой красивый ресторан! Конечно, это же Лекс выбирал. Молодец он у меня. Сколько народу, Боже! И сколько роз! Похоже, все Венские цветочные магазины опустошены. Под всеобщее ликование и аплодисменты мы доплыли среди этого моря цветов в зал.
Посреди зала стоит небольшой столик в форме сердца, он покрыт белой скатертью и по нему рассыпаны лепестки роз. Возле стола околачивается коренастая и совершенно шарообразная женщина с одутловатым квадратным лицом и красиво уложенными соломенными волосами. Она томно обмахивалась красной папкой и успела завязать увлекательную беседу с моей бабулей.
– Алекс, это она будет нас регистрировать? – с подозрением спросила я.
– Ага. Она тебе не нравится?
– Даже не знаю… Но если честно, мне все равно. Только пусть скорее регистрирует. Все эти обычаи меня уже с ума свели.
Когда все гости окружили столик-сердечко, круглой даме вручили микрофон, музыканты заиграли откуда-то торжественную музыку, и дама пробубнила в микрофон, создающий эхо:
– Молодые, просим вас расписаться для официальной регистрации вашего брака и подтвердить ваши чувства перед лицом закона.
– Где свидетели? – испуганно спросила я. В массе народа я никак не могла найти Фрица и Кристиана.
– Кто-кто? – весело поинтересовался Крис, который, оказывается, стоял прямо рядом со мной.
– Слава Богу, – вздохнула я. – Я вас не заметила, прости.
Дама своим бубнящим голосом читала гражданский кодекс Австрии, и все гости слушали с уважением. Даже Алекс, казалось, с интересом внимал ей. Что ж это, мне одной скучно? Интересно, почему. Кажется, пора ставить подписи. Щелкают фотоаппараты, от вспышек у меня перед глазами зеленые и красные пятна плавают, где подпись-то ставить, елки зеленые?! Аккуратно вывожу имя и фамилию. Вслед за мной Крис с деловитым видом ставит свою размашистую закорючку. За спиной слышу любопытное урчание и сопение Рекса. Жаль, он не может быть свидетелем. Глупо смотрю в затылок склонившегося над столом Алекса, думаю, как он аккуратно причесался, прямо непривычно. Фриц, сопя носом, тоже вывел свою фамилию каллиграфическим почерком. У меня в руке оказывается бокал шампанского, машинально улыбаюсь, опять вспышки фотоаппаратов….вид у меня, должно быть, глупый…. Все, нас отпустили с миром. Идем на все четыре стороны. Официальная часть закончена, мы по всем правилам объявлены мужем и женой, перед Богом и гражданским кодексом Австрии. Операция отнимает минут пять в общей сложности, а хлопот, нервов сколько… Едва мы с Лексом сели за наш стол, как начали спорить, кто кого больше любит. Ни до чего не договорились и рассмеялись. Первый семейный спор. Совсем другой кайф. Рекс сидит рядом и часто дышит, высунув розовый влажный язык. Что, Рексик, ты тоже волновался сегодня?
К нам подходит бабуля, цветущая и счастливая. Такой я ее никогда еще не видела. Присаживается возле меня, поздравляет.
– В церкви вы оба держались молодцом, – гордо объявила она. – Прошли просто бесподобно. Теперь идите поздоровайтесь с гостями.
Я почему-то почувствовала прилив сил и бодрости, и как-то даже расслабилась – теперь-то уж Алекс рядом, мне уже не надо мучительно соображать, как мне повернуться, что сказать и т.п. Мне просто надо действовать синхронно с ним. Он встал, помог подняться мне с моим шебуршащим платьем, и мы элегантно поплыли к гостям, обходя снующих туда-сюда официантов, похожих на хомячков.
Да, я решительно никого не могла узнать. Все преобразились так, что я только глазами хлопала. Все те уставшие, загнанные и замученные работники комиссариата, которые целыми днями носились по коридорам и лестницам с папками в руках, которые мне всегда напоминали пчелок, у которых самым большим чаянием в жизни было выпить кофе с булочкой, а о выходном перед телевизором они уже и мечтать не смеют, вдруг оказались веселыми и жизнерадостными людьми, их лица светились каким-то непривычным светом, и они забыли об изнурительной работе с трупами и преступниками. Мне было так приятно видеть своих знакомых такими! Оказывается, они на самом деле вот такие, веселые и вообще замечательные. Я долго не могла признать Графа, который с лучезарной улыбкой поздравлял нас с Лексом, и никак не могла представить его с ланцетом в руках и рядом с обезображенным трупом. А вот милый толстячок в очках, строгом костюме и забавных желтых подтяжках, с добродушной улыбкой на лице, который даже обнялся с Алексом. Ах, так это же Петер Хеллерер. Я его видела на фотографиях у Лекса. Как они рады друг друга видеть. Здорово, честное слово. Наверно очень приятно встретить старого друга через несколько лет и обнаружить, что отношения остались прежними, доверительными и прочными. А это кто, неужели наш шеф?! Где его строгий проницательный взгляд, который иногда пробирал до пяток? Улыбается, да мало того еще и смеется! Ничего себе. И я еле удержала его огромный букет в руках. Не упасть бы.
Двигаемся дальше. Как в сказке, знаю всех и никого. Всех узнаю заново. Как интересно! Удивительно и даже волшебно!
Кристиан? Ты ли это? Совершенно преобразился, этот милый ворчунишка. Настоящий душа компании, какой он симпатяга! Ему оказывается жутко идет бордовый цвет. А то у меня уже сложилось впечатление, что он родился в своей голубой рубашке.
– Ну как ощущения замужней солидной дамы? – с улыбкой спрашивает он.
– Здорово, что и говорить, – ответила я радостно. – А ты так и ходишь с кобурой? Тебе же неудобно.
– Да я ее давно снял, в машине по дороге сюда. Она мне сегодня не понадобится, а вот мешать будет.
– И чтобы ты не вздумал скромно забиться где-нибудь в уголок, – строго сказала я. Кристиан подмигнул мне:
– Я-то? Да ты меня плохо знаешь.
– Ну конечно, ты же такой скрытный. Кстати, без Элизы я бы пропала. Она очень хороший человек, – пристально глядя на него, заметила я.
Не успели уши Кристиана порозоветь, как пришла Лиза собственной персоной и поздравила меня. Лицо Кристиана при виде нее озарилось светом.
– Ты вообще сегодня просто герой, – сказала она мне. – Выдержать старушку Гехольц с ее ребятишками – за это уже можно давать медаль.
Я улыбнулась и посмотрела на них с Крисом, они как раз стояли рядом. Мне вдруг показалось, что они неуловимо чем-то похожи. Как будто составили две половинки одного человека. На Элизе было светло-голубое платье, с вышитыми голубой ниткой листиками, и оно было точно под цвет глаз Кристиана, как будто специально подбирали. И я не выдержала:
– А вы здорово смотритесь вместе.
И с удовольствием отметила, что оба просияли. Теперь все ясно, господин Бёк. Не вышло меня провести. Ну ничего, я еще понаблюдаю. Мне просто неудобно было спрашивать что и как у Лизы, я ведь ее знаю совсем недавно, а вот ты от меня уже не отвертишься.
Тут Алекс закончил свой разговор с Хелом и вернулся ко мне. Поздоровался с Лизой, выслушал ее поздравления, дружески поболтал с ней, и мы пошли дальше.
– Давай не подойдем к мерзкой старушке фрау Гехольц, – заговорщицки прошептала я. Алекс засмеялся.
– Так это она и есть? Что ж, я с удовольствием к ней не подойду. У нее лицо какое-то злое.
– Не какое-то, а очень злое! – вознегодовала я. – Ты знаешь, какая она доносчица? Стоило мне влезть на дерево или поваляться в снегу, как она подсматривала все из окна и неслась с вестями к моей бабуле: «Ты зна-а-аешь, а твоя Моника опять лазила на дерево, как мальчишка! Куда ты смотришь? Этой девчонке не хватает воспитания. Вот я своих детей…» Дура, одним словом. И бабуля почему-то страшно ценит ее мнение. Мне влетало по полной программе и за дерево, и за снег, и за другие мои проделки. Вот папа меня всегда защищал. А бабушка – нет, она слишком подвержена ее влиянию.
Алекс слушал с пониманием и сочувствием.
– Вот противная бабуська. Не будем с ней разговаривать.
И мы уже описали изящную дугу, за версту обойдя фрау Гехольц и ее диких внуков, но тут налетела моя собственная бабушка и принялась возмущаться:
– Моника, как тебе не стыдно! Ты даже не поздоровалась с ней! А ну марш, невоспитанная девчонка!
– Ба, я не хочу с ней разговаривать. Она вредная.
– Прекрати немедленно! Что за выражения? Иди, говорят тебе. Александер, вы взрослый человек, хоть вы на нее повлияйте, что ли.
Но Алекс не успел бы на меня повлиять, если бы даже собирался. В полку Гехольцев прибыло: явился ее сын, громила, задевающий головой люстру, и его жена, которая была приблизительно ему по колено. Дети с сумасшедшими воплями полезли под стол – видно, на радостях, что видят маму и папу. И эта чета настигла нас с Алексом.
– Так вы, стало быть, поженились? – разумно спросил Гехольц-сын, поглядев на нас своими мелкими поросячьими глазками. – Ну надо же.
Пока Алекс пытался изобразить улыбку, невестка мерзкой старушенции взяла меня под руку и поинтересовалась громким шепотом:
– А когда можно будет ждать прибавления?
После чего гадливо улыбнулась и принялась неприлично хохотать. Мне стало противно.
– Вы давно вместе живете? – продолжала интересоваться она, хотя я сделала такое каменное лицо, что, казалось бы, можно было и отвалить уже. От ее слов меня передернуло и я гневно воззрилась на совершенно обескураженную бабулю.
– Погода сегодня замечательная, как по заказу, – злобно заметила я, чувствуя, что рыдания подступают к горлу. – Приятного вечера, нам надо поздороваться с гостями.
Я потащила Алекса к нашему столу, хотя он, кажется, даже не окончил разговора с сыном фрау Гехольц. Бабуля осталась с ними, сглаживать углы, так сказать, а я, едва добравшись до своего кресла, принялась плакать. Алекс совсем растерялся.
– Ты…почему ты плачешь, милая?
– Бабуля все рассказала этой мерзкой старушке, – всхлипывала я, утирая слезы бумажной салфеткой. – Они наверняка меня обсуждают всей семьей, эти отвратительные люди. Вот родится у нас малыш, а они посчитают по пальцам – шесть месяцев, и будут радоваться – ах, вот у Герхарда Хайека какая дочка! Сумасшедшие…
– И что, тебе интересно их мнение? – успокаивал меня расстроенный Алекс. – Черт с ними. Мало ли, что они скажут. Не надо плакать из-за них, слишком много чести.
Подоспела бабушка. Она тоже была печальная и какая-то растерянная. Она села возле меня и стала виновато утешать меня:
– Детка, прости меня, пожалуйста, я рассказала все Герде (то есть, фрау Гехольц), еще когда я не была знакома с Александром, я была тогда сердита на вас обоих и переживала, что же будет с тобой и малышом, я же не знала тогда, что Алекс тебя действительно любит…я просто испугалась, что ты встретила неискреннего и непорядочного человека, понимаешь, белочка? И я просто от отчаяния хотела посоветоваться с кем-то, я тогда взяла с нее слово, что она сама никому не скажет…а она растрезвонила своему сыну и невестке…
– Как будто ты не знаешь, чего стоит ее слово! – обиженно ответила я, хлюпая носом. – Теперь, наверно, все знают твой секрет.
– Ну это уж вряд ли. Даже если она всем выболтала, ей никто не поверит. Ты ведь прекрасно помнишь, что она не пользуется особой любовью и доверием.
– Конечно. Она же умудрилась испортить отношения со всеми, с кем только возможно, – ворчливо отозвалась я, переставая плакать. – И что ты с ней считаешься? Отвратительная особа. Не удивлюсь, если это она настропалила тебя против моего Лекса.
Мы с бабулей помирились, и я успокоилась, взяв с нее торжественное честное слово, что она больше не будет дружить с фрау Гехольц и легкомысленно вверять ей все тайны. Кстати, я заметила, что Алекса рассердило это происшествие, но он как всегда держался спокойно. Еще бы, разозлишься тут, когда все обсуждают одно и то же. Вот не надоело им? Я взяла его под руку и прислонила голову с моей тяжеленной прической к его плечу.
– Не сердись, – сказала я, наблюдая мелькание гостей по залу и слушая оживленный гул их голосов и смех. – Лично мне плевать, что они там думают. Я тебя люблю и ни о чем не жалею.
И покосилась на Алекса. Его лицо посветлело, и взгляд смягчился.
– Я ведь тоже тебя люблю, просто мне неприятно, что из-за меня ты становишься объектом обсуждения этих придурков.
– Да ладно, не ты один виноват, – улыбнулась я. – И вообще не виноват. Пошли они все к черту.
– Как тебя бабушка назвала? Белочка? – вдруг вспомнил он и ласково взглянул на меня.
– Детское прозвище, – покраснела я.
– А тебе подходит, – улыбнулся он.
– Алекс, хватит, – протянула я смущенно.
Наконец гости расселись по своим столам, музыканты грянули что-то торжественное, и по отчаянному подмигиванию бабушки я поняла, что мы должны что-то делать. Алекс догадался раньше меня.
– Мы должны открыть неофициальную часть вальсом, – объяснил он мне.
– Нам сегодня не дадут спокойно посидеть, – недовольно заметила я, хотя, если честно, я просто обожаю танцевать. А особенно с Алексом. (Естественно!)
Заиграл вальс, в зале погасили свет, на нас направили голубоватый свет прожектора, и мы, чувствуя свою важность и значимость, медленно закружились. Откуда-то на нас напустили клубящийся пар, и я с удовольствием представила себе, как мы здорово выглядим сейчас, должно быть. Все гости с интересом наблюдали наш танец. Если честно, бабулина репетиция нам очень пригодилась. Ее такты сидели у меня в голове и получалось красивее, чем обычно получалось у нас с Лексом. Мне даже моментами казалось, что я лечу. Алекс держал меня крепко, мне оставалось только дублировать его движения, а это было совсем уж просто.
– У тебя нога не болит? – поинтересовалась я, описав вместе с ним изящный поворот.
– Как рукой сняло, – улыбнулся он. – А тебе не тяжело танцевать?
– Нет, все отлично, – ответила я, старательно придерживая ворох юбок, чтобы Алекс в них не запутался. – У меня не туфли, а какие-то тапочки без каблуков. Разве не заметно, какая я малюсенькая стала?
– Просто прелесть. Так мне больше нравится, чем когда ты лавируешь на своих «шпильках».
Из тумана, созданного администрацией ресторана, то и дело выплывал сверкающий объектив видеокамеры оператора, который совершал неимоверно дикие прыжки, чтобы запечатлеть наш танец и не столкнуться с нами. Он носился за нами по всему залу и меня разбирал смех, когда я замечала его. Вообще вместо оператора у нас, наверно, какой-то каскадер в отставке. Стоит только вспомнить, как он на полном ходу высовывался по пояс из сигналящей машины Фрица, которая ехала наравне с нашим лимузином, только для того, чтобы снять, как мы с Алексом машем ему ручкой из окна или беседуем между собой, смеемся и уж совсем неприлично целуемся. Что до последнего, то мы его не просили снимать всю дорогу.
Вот бабушка вытолкнула на образовавшуюся танцплощадку одну за другой еще две пары вальсирующих – сначала вылетели Кристиан и Элиза, а потом – Фриц с моей парикмахершей. Нет, я просто поражаюсь разносторонности работников криминальной полиции. Это люди, которые умеют определять время смерти трупа не первой свежести, выделывать акробатические трюки на любой поверхности, умудряются работать впогибель над отчетами и при всем этом беззаботно шутить, а также они умеют приклеивать ноги табуреткам и приводить в чувство заевший факс или принтер. Да еще танцевать с таким артистизмом. Удивительные люди, словом. Вот посмотрите сейчас на Фрица – такие пируэты выделывает, что дай Боже. А завтра что? Это скептик, статистик и зануда. И ничем не будет напоминать Фрица сегодняшнего. Вот какие у меня друзья. Приятно, что они такие милые.
Ну все, танец молодоженов и их свидетелей закончился без жертв. Все-таки мы ведь не знали, как чего положено, а бабушка все так красиво устроила. Ай да бабуля.
Свет зажгли, и под бурные аплодисменты гостей и жидкие хлопки кислого семейства Гехольцов мы с Алексом и наши свидетели вернулись обратно за наш стол. Увидела сияющую бабушку. Было неимоверно приятно. Наконец она нами довольна. Она замечательная у меня все-таки.
После нашего танца гостей словно прорвало. Музыканты наверно совсем выдохлись. Все, кроме нас с Алексом и наших свидетелей, танцевали с таким азартом, что стены дрожали. Работники комиссариата уж точно понимали, что у них всего один день на веселье. Завтра снова дела, работа, бесконечные расследования и прочая пакость. Кое-кто, как я заметила, старался плясать ноздря в ноздрю с шефом, умудряясь перекрикивать оглушительную музыку и решать с подобревшим шефом какие-то личные проблемы. Случаем воспользовались, то есть. Кстати, наш шеф оказался такой весельчак, что не приведи Господь. Три танца подряд его красный полосатый галстук мелькал в самой середине зала.
Рексу было так весело, что он пошел на прогулку по залу. От избытка счастья он иногда легонько подпрыгивал под музыку и даже подвывал. Представляю, сколько куриных ножек сплавили ему сердобольные гости, к которым он подходил. Бедный Рексик знает, что у вредных хозяев выше нормы вряд ли можно что-то получить. Ну ведь он не понимает, что у него диета.
Хел и Алекс долго увлеченно болтали, причем Петер одобрил ресторан. Алекс был доволен, что даже такому профессионалу понравилось. Значит, точно все на высоте. Скоро в их разговор включился и Кристиан, который до того куда-то бегал с деловитым видом и таинственно шептался с Фрицем. Начались их старые приколы и воспоминания о «старых добрых временах», и мне стало скучно. Но возле меня сидела Лиза, которая с умиротворенным видом рисовала большой подсолнух на салфетке, и я стала болтать с ней.
– Куда это Крис бегал с таким серьезным видом? – спросила я.
– Кажется, по поводу твоего похищения, – ответила Элиза, пририсовывая подсолнуху листья. – Договаривался с администрацией.
Я не сразу сообразила, о чем она. Но потом вспомнила еще об одной традиции – похищении невесты из-под носа жениха. О, черт, а я-то думала, что мои приключения закончились на сегодня.
– И о чем же он договаривался? – с тоской спросила я. – Чтобы они полицию не вызывали, что ли?
– Если я тебе все скажу, будет уже неинтересно, – улыбнулась Лиза. – Да тут и так кругом полиция, чего ее вызывать.
– Ты, кажется, готова рисовать на чем угодно, – я со смехом посмотрела на салфетку. Она тоже засмеялась.
– Наверно. Это уже привычка, Кристиан тоже постоянно подшучивает надо мной по этому поводу.
– А вы давно знакомы? – продолжала тему я, затаив дыхание.
– Ну, год будет. Но это довольно грустная история, для меня во всяком случае, – ее глаза сразу наполнились тоской. – Я потеряла сразу трех близких людей за два дня. И мою учительницу убили чуть ли не у меня на глазах.
Мне стало жаль ее и неприятно, что я затронула больное место в ее душе.
– Прости, я не знала.
– Да ничего, – грустно улыбнулась она и снова сконцентрировала внимание на своем подсолнухе. – Зато я приобрела других друзей. Так что конец все-таки хороший.
– Это еще не конец, – горячо возразила я. – Поверь, не все заканчивается дружбой.
Элиза смущенно улыбнулась и хотела что-то ответить, но тут над нами возник Кристиан.
– Простите, что встреваю, но мимо вас случайно не пробегали две особо опасные малявки? – поинтересовался он, притулившись возле Лизы.
– Нет, к счастью, – ответила я. – А на что они тебе сдались?
– В самом деле, на что они мне сдались? – пожал плечами Крис. – Век бы я про них не спрашивал. Но их ищет их бабуленция.
– Поищи их под столами, – посоветовала Элиза. – Они постоянно где-то тут ползали.
– О нет! Пусть их бабуся за ними ныряет под стол. Я пас. По опыту знаю, такие детишки начинают довольно чувствительно драться, если их отвлекают от игры, лишние синяки мне не нужны.
Мы покатились со смеху.
– Вот вам смешно. А эта фрау Гехольц меня со свету сживет, если я их не найду. А вот и она движется. Мне самому бы под стол спрятаться, – заметил Бёк. Я поддержала его:
– Да уж мне бы тоже! Мне как-то не хочется с ней сталкиваться. Боюсь что-нибудь не то ляпнуть от злости.
Выражение лица у Кристиана было какое-то задумчивое и напряженное, словно он чего-то выжидает. Мы с Лизой удивленно переглянулись.
– Эй, ты чего? – спросила я.
На это Крис неожиданно приподнял скатерть, резко нагнулся и выудил из-под стола двойняшек, которые отчаянно пищали и барахтались.
– Ах вот вы где, бандиты с большой дороги, – весело сказал он, ловко уворачиваясь от их гневных пинков, ибо дети, такие же злобные как их бабуля, ожесточенно отбивались от Кристиана, как он и предрекал. – А я-то думаю, кто мне два раза по ногам прошелся под столом.
В эту минуту как раз и фрау Гехольц достигла нашего столика и забрала у Кристиана своих оскандалившихся ангелочков.
– Вы их не помяли? – грозно спросила она у Криса. – Они же совсем маленькие детишки, а вы могли не рассчитать силу…
– Это они могли не рассчитать силу, с вашего позволения. Ваш очаровательный внучок чуть не лишил меня левого глаза. Метил, по крайней мере, именно туда,– с усмешкой заметил Кристиан. – Но знаете, в ближайшее несколько лет мне глаз нужен позарез и я бы советовал вам держать ваших чудных малышей покрепче.
Фрау Гехольц, с негодованием сверкнув очами, резко развернулась и удалилась, унося под мышками детей. Смех, так долго душивший меня и Элизу, наконец прорвал нас. Кристиан с улыбкой созерцал наше веселье и с деланным укором покачал головой.
– Никакого сострадания к ближнему. Меня чуть инвалидом не сделали, а эти девчонки радуются. Ну конечно. А тебе, фрау Брандтнер, не мешало бы обратить внимание на своего муженька – вон он какой-то грустный.
Я оглянулась на Алекса, который разговаривал с Рексом и гладил его, а Кристиан в этот момент начал перешептываться с Элизой. Я уловила слово «выкуп» и догадалась, что речь идет о моем похищении. Мне стало интересно, но я поняла, что ничего сейчас от них не добьюсь, так они и будут секретничать. Они долго еще переговаривались и таинственно хихикали, и я, чтобы не травить себе душу, переключилась на освободившегося от всех собеседников Алекса.
– Ну как, ты не скучаешь? – спросил он.
– Некогда скучать, – бодро ответила я и вдруг почувствовала, что мне жутко хочется его поцеловать, что я незамедлительно и сделала, хотя мы и сидели у всех на виду. Что-то я обнаглела теперь. Может, новая фамилия мне сил придала?..
Подоспела бабушка, которая до сих пор общалась с гостями на другом конце зала (компанейская у меня бабушка!) и строго сказала:
– Дети, вы что сидите как приклеенные? Гости одни танцевать должны, что ли? А ну марш, живо. Кристиан, от этих непослушных молодых людей толку не добьешься, но уж вы!..
Она горестно всплеснула руками, а Кристиан сказал:
– Да, вот мне уж точно это непростительно. Надо подавать пример. И вообще что они, танцевать умеют? Эх, молодежь! Фрау Хайек, покажем им класс?
Бабушка немного смущенно заулыбалась, а мы от души рассмеялись и одобрительно захлопали. Бабушка колеблясь взирала на нас, но потом решительно тряхнула головой.
– Правильно. Моника, сейчас посмотришь, твоя бабуля еще на что-то годится.
И она с важным и торжественным видом поплыла под ручку с Крисом в зал. Да, до ее осанки мне наверно далеко. У меня бабушка неимоверно красивая. Не то, что мерзкая фрау Гехольц, вредная и злобная. Я взглянула на нее и обнаружила, что она уже просто зеленого цвета от злости. Я надеюсь, она скоро смоется, не выдержав всего великолепия и красоты нашей свадьбы (ох и приятны мне эти слова!..).
Танец моей бабули вызвал такой восторг среди гостей, что мне стало еще приятнее. Крис все-таки молодец, и как он решился? Мы с Алексом счастливо переглядываемся, он берет меня за руку, и мне уже больше ничего не надо.
– Смотри, уже темнеет, – я кивнула на окно, за которым уже сгущались сумерки.
– Да, скоро вечер, – задумчиво подтвердил Алекс. – Какой длинный был сегодня день…но уж очень приятный, не хочется, чтобы он кончался.
– А я не против. Ведь все должно закончиться. А нам с тобой все равно вместе возвращаться домой. Я так ужасно соскучилась по тебе, – я взяла его под руку и положила голову ему на плечо. – Вот бы завтра снег лежал. Разнесем весь наш двор снежками.
Алекс засмеялся, ласково взглянув на меня.
– Да уж. Но первый снег не лежит обычно. Это пробный снег, когда зима примеривается, как выглядит одетый в белое город.
Я закрыла глаза, представив зимний город, сонный и чистенький под пушистым белым ковром. Ох Алекс, а еще отмахивается, когда я говорю, что он романтик.
Ой, оказывается, вальс уже закончился. Я и не заметила… Сияющая бабушка и мягко улыбающийся Крис вернулись за стол.
– Ну как? – гордо спросила бабуля.
– Бесподобно, – ответили мы с Алексом хором.
– У меня не бабушка, а золото, – объявила я и чмокнула мое золото в морщинистую щеку. Бабуля сразу засмущалась и стала от меня отмахиваться:
– Детка, веди себя прилично, что за выходки?
Хе, видела бы она мою с Лексом выходку полчаса назад.
Я взглянула на места, где сидело семейство Гехольцов, и обнаружила, что их всех словно ветром сдуло. Я почувствовала, что готова прыгать от радости.
– Они ушли? Какое счастье, Боже мой! – счастливо воскликнула я. – Алекс, идем скорее танцевать.
– Даже не попрощались, – печально и уязвлено констатировала бабуля.
– Если они не сочли нужным попрощаться, тебе их «до свидания» тем более не нужно, – ответила я. – Я же говорю, невоспитанные люди.
Бабушка со вздохом кивнула, а мы с Алексом пошли танцевать.
Еще одна традиция. Сколько можно?!
Я вдруг почувствовала себя так свободно и здорово, теперь точно меня окружают только мои друзья и никаких недоброжелателей, вроде отвратительного семейства. Красота!
Потом я смутно почувствовала какую-то суету, причем исходила она именно от нашей ближайшей свиты. Бабуля, Кристиан и Фриц с какими-то торжественными лицами рассеялись по залу. Мне стало не по себе.
– Это еще что? – жалобно спросила я.
– А что? – захлопал глазами Лекс. – Я ничего не замечаю.
Ох и подозрительно мне это все! Он наверно тоже о чем-нибудь догадывается, но молчит. Что такое, честное слово!
Что было потом мне до сих пор вспоминать страшно. Когда закончился наш танец, наш шеф подошел к Алексу и стал ему что-то говорить. Естественно, тут уж я ничего не могла поделать, но мне было скучно слушать их разговор, и я неразумно зазевалась на музыкантов, выпустив руку Алекса. Вдруг – гаснет свет, меня кто-то хватает за руку и тащит черт знает куда в полной кромешной тьме. Где-то залаял Рекс. Я жалобно пискнула: «Алекс!», но мой голос утонул в удивленном бормотании гостей. К тому же саксофонист, черт бы его побрал, вздумал в темноте пробовать свой инструмент, который хрипло ревел и щелкал своими лакированными клапанами. Честно признаться, я не на шутку перепугалась. Инстинкт подсказывал мне попробовать отбиться и убежать, но слава Богу, я этого не сделала. Меня выволокли на улицу, и тут-то в свете уличных фонарей я увидела, что мой похититель – Кристиан Бёк собственной персоной.
– Ты?! – удивленно молвила я.
– Как будто. А ты что, подумала, что тебя в заложницы берут? – Крис был явно доволен, что напугал меня и все получилось натурально, вид у него был гордый и глаза блестели от радости, как у ребенка, который умудрился незаметно стащить сахар.
– Ах ты… – начала было я, но он перебил:
– Садись скорее в машину, по дороге я выслушаю от тебя все что угодно. Не хватало, чтобы Алекс выкупил обратно простуженную невесту.
– Ты меня напугал до полусмерти, бессовестный! – объявила я, усевшись в теплой машине. – Предупреждать же надо! А что, если я, повинуясь профессиональным привычкам, начала бы драться?
– Послушай, не я придумал этот обычай и не я его организовывал. Скажешь спасибо фрау Хайек, – отозвался он, разогревая мотор машины. – Вот мало того что рискуешь получить по морде от эмоциональной невесты, так еще ты же виноват.
– Ну ладно, и куда мы поедем? – вздохнула я.
– В другой ресторан. Дождемся только Фрица, который где-то застрял в потемках, и Элизу, которая что-то улаживает с твоей бабулей.
– О Господи, – пробормотала я и стала смотреть в окна ресторана, пытаясь угадать, что там происходит. Сквозь тонкие белые занавески было видно, как в зале зажгли свечки и как клубится пар, напущенный администрацией, черт бы их побрал. Наверно, эффектное зрелище: зажигаются свечки, туман рассеивается, а невесту уже сперли. Очень мило. Бедный мой Алекс, как же он теперь меня будет искать? И он наверняка в шоке от моего исчезновения. Вот кому это надо?! Я гневно взглянула на Криса, сидевшего прямо впереди меня, устало положив руки на руль и что-то насвистывая. Друг, называется! Вот уж от кого не ожидала… И хотя я понимала, что он, бедняга, ни в чем не виноват, и что вообще так положено, мне все равно было обидно.
Скоро подоспели Фриц и Лиза, причем последняя вручила мне лист бумаги, исписанный почерком моей родной бабушки.
– Это что такое, шифровка? – усмехнулся Крис.
– Это вопросы, которые Моника должна задавать Алексу, – пояснила Элиза.
– А почему их бабушка составила?
– Не знаю. Наверно, они какие-то особенные, – пожала плечами Лиза.
Я пробежала глазами несколько вопросов и пришла в ужас. Лекс на них в жизни не ответит! «Сколько роз в букете Моники? Какое колье на ней сегодня? На каком плече у Моники шрам, при каких обстоятельствах он получен и во сколько лет?» Мамочки! Да откуда ему знать?! Правда, я ему рассказывала как-то давно про этот шрамик на левом плече, что получила его, когда упала с чердачной лестницы, куда я лазила запускать змея из окна, и что тогда мне было восемь лет, но вряд ли он помнит…Ну бабуля! Это она обо мне все помнит, а он?! И вдруг я поняла, что мне жутко интересно, как Алекс справится с этим заданием. Ведь я никогда не задумывалась, насколько хорошо он меня знает и обращает ли внимание на всякие мелочи во мне и в моей болтовне о детстве и вообще о себе. Мне стал понятен смысл странного и диковатого обычая, и я сразу повеселела. И даже перестала сердиться на своих похитителей. Я ощутила только азарт, любопытство и немного волнения – как Лекс справится со всем этим. И от полноты чувств стиснула в объятиях Элизу, которая сидела рядом.
– Как здорово! – радостно сказала я в ответ на ее немного удивленный и веселый взгляд. – Знаешь, это замечательная традиция. Мне она начинает нравиться.
– Слава Богу! – подал голос Кристиан. – А то я думал, ты жалеешь, что не врезала мне и не сорвала похищение.
– Да ладно тебе. Никогда не поверю, что ты дуешься.
– И не верь, потому что я и не думал.
Ох, весело! Едем по знакомым улицам, окутанным сумерками, а мне они кажутся волшебными. Сегодня весь день такой особенный. Как же я люблю Алекса!
Фриц достал из кармана мобильный и позвонил Алексу. Как он мне объяснил, его голос сейчас слышен во всем зале, потому что гости имеют право два раза дать подсказку Лексу. А моя бабуленька, наверняка, всем этим руководит. Театр, да и только.
– Алекс, твоя невеста в руках злобных похитителей, – замогильным голосом объявил Фриц. – В твоих силах ее разыскать и спасти. За каждый правильный ответ мы будем открывать тебе слог названия улицы, где находится Моника. Будь внимателен. Назови любимое число Моники.
– Семь, – услышала я голос Алекса из трубки. Я даже подпрыгнула от радости.
– Ура!
– Ура, говорит твоя невеста, – передал Фриц. – Ответ правильный.
Из трубки раздался громкий гул и аплодисменты. За первую победу радовались, похоже, все гости. Фриц сказал первый слог и задал следующий вопрос, какой мой любимый цветок. Естественно, Лекс опять правильно ответил, он же постоянно дарит мне розы.
– Так неинтересно, – уже поскучневшим, но все еще замогильным голосом сказал Фриц. – Этак ты все угадаешь в два счета, а злобные похитители загремят в изолятор. Ну ладно, получай второй слог.
– «Шварцен»… Неужели Шварценберг-штрассе? – весело спросил Алекс. Я взглянула на недовольную мину Фрица и от души рассмеялась. Похоже, мой муженек угадал.
– Ну ты уж совсем, – вознегодовал Фриц. – Ты бы хоть для приличия подумал еще. Честное слово, сейчас злобные похитители озлобятся еще больше и переменят улицу.
– Это не по правилам, – строго ответила бабуля из трубки.
– Мы даже туда еще не доехали, – тихо заметила Элиза. – Представляешь, если Алекс будет там раньше нас?..
При этой мысли меня разобрал такой смех, что я даже откинулась на спинку сидения.
– Фриц, ты бы хоть что-то потруднее спрашивал, – вымолвила я и вытерла выступившие слезы.
– Ну не умеет этот человек, что ты будешь делать, – сердито сказал Кристиан. – Мы в пробке застряли, а он швыряется слогами, как сеятель зернами. Остановись, растратчик. Запутай его как-нибудь, будь человеком.
Фриц вздохнул и сказал в трубку:
– Алекс, предупреждаю: ты можешь жестоко ошибаться. Поедешь по ошибке на другую улицу и будешь там плутать целый час. Невеста тебе не простит. Спасай ее скорее.
– Ладно, давай еще вопрос, – сжалился Лекс, который, похоже, вошел во вкус.
Фриц обрадовался и зашуршал листочком с бабулиными вопросами.
– Ну так что? – поинтересовался Алекс. – Время тянуть нечестно.
– Назови любимые места Моники в городе, – в отчаянии ляпнул Фриц.
Кристиан с негодованием хлопнул себя по колену, а я покачала головой. Даже Крис знал ответ. Как пить дать, Алекс будет в чертовом ресторане на Шварценберг-штрассе раньше нас, если тоже не застрянет в пробке.
– Вагнер-парк и Стефансплатц, – важно ответил Алекс.
– Все, я отказываюсь быть похитителем. Возьму и устроюсь где-нибудь на честную работу. Твоя невеста тут злорадствует еще. И вообще с комиссарами полиции бесполезно играть. Можешь отправляться на Шварценберг-штрассе.
Помимо того что каждая реплика обиженного Фрица вызывала радостное оживление в зале, его последняя фраза подняла прямо-таки бурю аплодисментов.
– Ладно, теперь в награду за правильные ответы я буду описывать тебе здание ресторана, – проворчал Фриц.
– Валяй. У меня еще обе подсказки целы, так что вперед.
Бодрое заявление Лекса относительно подсказок привело Фрица в уныние. И он спросил, сколько цветов в моем букете. На этот раз Алекс задумался, а Кристиан объявил:
– Вот мы и приехали. Все-таки успели, слава Богу. Вот облом был бы, если бы он успел раньше нас.
Я страшно переживала, ответит ли Алекс правильно. Я в волнении вышла из машины и пошла вслед за Кристианом и Фрицем, который злорадно торопил Алекса с ответом.
– Скажу прямо, я не считал, но предположим, что одиннадцать, – выдал наконец мой рассудительный умница Алекс.
– Везет сегодня этому человеку, иначе никак не может быть, – вздохнул Фриц и принялся описывать здание, в котором находился ресторан. Меня между тем привели в какую-то комнату, похожую на приемную, с креслами и ковром на полу. Причем за дверью находилась другая точно такая же комната, где, по-видимому, будут пытать Алекса, когда он сюда доберется.
– Ну все, отдыхай, – сказал Крис. – Но чует мое сердце, ты здесь просидишь не больше пятнадцати минут.
– Он выезжает, – сообщил Фриц и уселся в кресло. – И будет, по-моему, совсем скоро. Ох, если он и Рекса с собой возьмет, – а он его непременно возьмет, – то тебя найдут в момент.
Мне стало весело от этих слов. Мне хотелось поскорее обратно к Алексу, я просто ужасно по нему соскучилась. На стене мерно тикали часы. В кресле напротив сидел Фриц, который сопел и изредка вздыхал. Больше ничто не нарушало тишины. Крис и Элиза пошли куда-то к администратору ресторана. Я вспомнила рассказы моей бабули о том, как на свадьбе похищали мою маму. Кажется, папины друзья дали ему какое-то нечеловеческое задание – что-то вроде станцевать на столе, а потом вылезти в окно (первого этажа, правда), обойти вокруг дома и вернуться обратно в то же окно. Бабушка всегда со смехом вспоминала, как в момент, когда папа повторно влезал в окно, его чуть не задержала полиция. Правда, сам папа во время этого рассказа делал вид, что это его не касается. И вообще он не любил разговоров об их свадьбе, потому что это напоминало ему мою маму. Прокрутив в голове все эти мысли, я тоже вспомнила маму, то есть не ее саму, а ее светлый волшебный образ в моей памяти и запах розового масла, который исходил от ее мягких рук (может, поэтому я так люблю розы, кто знает…), а потом и папу, и мне захотелось плакать. И я встала и прошлась, чтобы отвлечься. Я подошла к двери и выглянула в соседнюю комнату через щелку – о чем там говорят администратор и Крис. Оказывается, Крис и Лиза были там одни, мало того, они забились в уголок и тихо умиротворенно беседовали друг с другом, очень подозрительно обнявшись. Вскоре их разговор прервался поцелуем и мне совсем расхотелось плакать. Наоборот, мне стало так приятно, что они оба сейчас счастливы. Уж я-то точно знаю, как здорово, когда только ты и твой любимый человек, и никто не мешает. И еще я была рада, что Крис не одинок, а то мне иногда становилось его даже жалко. И как ему подходит это милое существо с лучистыми глазами, от которой исходит какое-то мирное спокойствие и доброта. Нет, надо же, у них все так далеко зашло, а этот хоть бы раз о ней упомянул. Хотя вообще-то это в его стиле. Свои личные проблемы он никогда добровольно не обсуждает, уж во всяком случае со мной. Ему, видите ли, неудобно меня «грузить ерундой», как он однажды выразился. Дурачок, а зачем тогда друзья-то нужны?
Я услышала с улицы какой-то шум, массовое хлопанье дверцами машины, и поняла, что Лекс приехал. И подбежала к окну. Правда – вот белый лимузин, вот Алекс, вот Рексик, а вот еще куча народу. Бабулю, вижу, Хела, Лео…ой, а вот еще и шеф. Он что же, до конца решил принимать деятельное участие? Минутку, так ведь это он отвлек Лекса от меня, чтобы меня «украли»? Ах, так он тоже заговорщик? Н-да…
– Ура, они приехали! – радостно завопила я.
– Правда? – оживился Фриц. – Тогда готовь вопросы. Где Кристиан?
– Не знаю, – соврала я.
– Нашел время пропадать!..
В дверях появился Бёки собственной персоной со сбившимся на сторону галстуком, но в общем неимоверно довольный.
– Где Фриц? – сразу спросил он. – Идем. Придумал Лексу какое-нибудь задание посложнее?
– Эй, чтобы не вздумали над ним издеваться! – строго сказала я.
– Да нет, что ты, самую малость, – зловеще ответил Фриц.
– Какие вы противные все-таки…
– Ужасно противные, – подтвердил Кристиан. – А ты как себе представляла похитителей? С нимбом и с крыльями?
– Не знаю, как насчет нимба, но галстук-то поправь, – отозвалась я. – Хотя бы имейте приличный вид. И вообще, где мое право на последнее желание?
– Ну валяй, только скорее, – согласился Кристиан, беспокойно оглядываясь на дверь, из-за которой уже слышался звонкий лай Рекса.
– Сделаешь за меня отчет о деле Кранца. Только смотри, чтобы все честно, ты обещал.
– Ладно, ладно, мы же честные похитители, а не какое-нибудь жулье, – махнул рукой Крис и утянул Фрица в соседнюю комнату. – Мы пошли. Можешь понаблюдать за своим любезным, по-моему, будет интересно.
Мы с Элизой остались в комнате и слышали, как за дверью раздаются веселые голоса и тявканье Рекса, который, кажется, на радостях бросился вылизывать Фрица с Кристианом. Я всеми силами пыталась уловить голос Лекса, который, как я успела заметить, успокаивающе воздействовал на меня.
– Я устала, – захныкала я. – Сколько можно испытаний?
– Если ты себя плохо чувствуешь, я могу сказать им, чтобы они закруглялись поскорее, – разволновалась Лиза.
– Да ничего уж, потерплю… – вздохнула я и села на кресло, подперев голову руками.
Алекса тем временем заставляли чуть ли не на ушах ходить. Например сделать так, чтобы подсвечник с горящей свечой оказался бы в противоположном конце комнаты, при условии, что Алекс не будет нести его в руке. Мне было интересно, как он выкрутится из этого задания, но все оказалось просто. Он установил маленькую плоскую свечку на носу Рекса, отошел в другой конец комнаты и оттуда позвал его. Рекс, радостно сопя и подвывая, побежал к нему вместе со своей свечой. Хорошо, что они с Рексом дома часто так играли – пес мог удержать на носу не то что свечку, а даже небольшой пластиковый стакан с водой. Потом снова начались вопросы обо мне, и к моему полному удивлению и восторгу он ответил правильно на все, даже на вопрос про шрам на левом плече. То есть, в том, что на каком плече именно он наверняка угадает, я не сомневалась – еще бы, ночная рубашка у меня открытая, а ему почему-то страшно нравится на меня любоваться, будто я картина какая-нибудь. Но вот что он вспомнил всю историю – честь и хвала. Он только мой возраст забыл (чуть не ляпнул вместо «восемь лет» – «шесть») и попросил подсказки у бабули. Под конец Крис и Фриц, которые, судя по их голосам, были очень довольны своей жертвой, определили последнее задание. На подоконнике поставили ребром монетку и щелчком закрутили ее как волчок вокруг своей оси. Задача Алекса заключалась в том, чтобы в течении тридцати секунд удержать ее крутящейся, подталкивая монетку новыми щелчками. Это было уж совсем просто для него. Для обычного и не натренированного субъекта это, конечно, немыслимо, но дело в том, что мы с Алексом часто дурачились по вечерам таким образом с монеткой. Причем у нас игра шла на поцелуи, так что стимул был серьезным, и мы стали просто-таки профессионалами.
– Ну все, похоже, теперь ты свободна, – сказала Лиза наконец. Я ее чуть не задушила от счастья за эти слова.
За дверью раздались радостные вопли, аплодисменты, лай и мягкие прыжки Рекса, и мне показалось, что мое сердце грохочет на всю комнату. Входят мои веселые похитители, которым приличествует выглядеть грустными, и выпускают меня из комнаты. Стоит мне переступить порог, как я оказываюсь в объятиях Алекса, которых на радостях даже приподнимает меня над полом и совершает со мной один поворот вокруг своей оси. Мои юбки развеваются, шуршат, красота, должно быть. Ура!!! Наконец-то! И мне уже плевать, что кругом полно народу и в частности наш шеф взирает на нас с мягкой улыбкой. Алекс тоже удивленно-ласково смотрит на меня, что я уже держу его крепко, как будто боюсь, что меня опять отдерут от него. Я так крепко в него вцепилась, что ослабила хватку только когда мы сели в машину. В машине же я уткнулась в его плечо и неожиданно для себя расплакалась.
– Солнышко, ты себя плохо чувствуешь? – испугался Алекс, приподнимая мое лицо за подбородок. – Что случилось?
– Ничего, – улыбнулась я, хотя слезы продолжали катиться по моим щекам. – Я просто ужасно тебя люблю.
Алекс понял, что я реву от счастья, и у него вырвался вздох облегчения.
– Разве можно так пугать? Я уже думал, не разобраться ли с твоими злобными похитителями!
– Нет, они очень милые и мне ничего плохого не делали. Хотя, сказать по правде, я перепугалась, когда меня потащили Бог знает куда в темноте. Я даже не сразу поняла, что это Крис. Представляю, как ты удивился, когда зажегся свет, и ты меня не увидел, – я прижалась к Алексу, грея свои неожиданно похолодевшие ладони у него на груди под пиджаком.
– Да, было немного странно, но в общем я этого ожидал в ближайшие десять минут, – как ни в чем не бывало ответил он, пересаживая меня как плюшевого медведя с сидения к себе на колени. Я захлопала глазами.
– Что значит ожидал? Так ты знал про всю эту отвратительную выходку?!
– Конечно. Было трудно не заметить сверхтаинственную и заговорщицкую физиономию Криса.
– И ты…ты знал, но подыгрывал им?! – я просто задыхалась от негодования.
– Ну… Совсем чуть-чуть, – улыбнулся Алекс. Я легонько шлепнула его по руке.
– Ах ты бессовестный, а я все переживала, что ты подумаешь, когда обнаружишь, что у тебя утащили жену.
– Не сердись, милая, я ведь не мог сорвать такое эффектное похищение и расстроить твою бабушку, – ласково ответил он, с каким-то умилением глядя на мою обиженную и негодующую физиономию. Его голос звучал искренне, но на его щеке я заметила ямочку спрятанной улыбки, и недоверчиво сказала:
– А почему ты тогда улыбаешься?
– Потому что ты красивая. И тебе идет абсолютно все, даже такое сердитое выражение лица, – пояснил он, чмокнув меня в шею. К этому он добавил еще кое-что мне на ухо, отчего я наверно стала красная, как помидор, и попыталась вывернуться от него, но ничего не получилось, естественно.
– Алекс, веди себя прилично, – неуверенно сказала я.
– Хорошо, – покорно ответил он, однако продолжив покрывать поцелуями мою шею. Рекс зевнул и засопел, понимая, что хозяева опять рехнулись.
– Послушай, мы сейчас в таком виде выйдем из машины, что бабуля меня потом убьет, – сказала я с ужасом, заметив в окно, что мы застряли в пробке, хотя это сейчас было недопустимо.
– Не убьет, – заверил меня Алекс.
– Убьет, обязательно, – настаивала я. – И останешься без жены.
– Я этого не допущу.
– Алекс, – уже строго сказала я, с радостью отметив, что пробка рассасывается.– Ты что, решил там проверить, на месте ли мой шрам? Оставь мое плечо в покое.
К счастью, мы скоро доехали до нашего ресторана под бодрый вой полицейской сирены на машине Криса. Кое-как расправив свое мятое-перемятое платье и поправив воротник пиджака Алексу, я открыла дверцу и выпустила томящегося Рекса, который с радостным визгом бросился к своим друзьям. Уж эти точно будут вести себя культурно и не будут смущать воспитанного Рексика.
Когда мы вернулись в зал, торжество продолжилось с новой силой. Гости в наше отсутствие не скучали и успели, скорее всего, отдать должное ассортименту вин ресторана, но когда они увидели нас с Алексом, веселье дошло до точки кипения. Музыкантам дали возможность передохнуть, зато диджея просто загоняли. Преимущество вальсов и торжественных танцев осталось позади, в первой части праздника, а теперь зал превратился в дискотеку. И к моему абсолютному удивлению больше всех танцевали наши ближайшие соратники во главе с Крисом. Шеф тоже отрывался от души. А мы с Лексом гордо восседали на возвышении, за своим столиком, и о чем-то болтали, и нам было жутко весело. Я например со смехом наблюдала, как бабуля, завязавшая интеллектуальную беседу с Лео, через пятнадцать минут разговора стала бледной, как полотно. Естественно, Граф как всегда припомнил какой-нибудь увлекательный случай из своей практики, и с непривычки вполне можно и побледнеть, и напугаться, и даже подумать про добряка и симпатягу Лео что-нибудь нехорошее, но если перетерпеть этот момент в беседе с ним, постепенно понимаешь, насколько с ним интересно говорить. Я иногда поражаюсь, сколько всего он знает. Конечно, у патологоанатомов память должна быть отменной, ведь нужно знать чуть ли не в совершенстве все области медицины и еще такую огромную кучу всяких узко профессиональных мелочей, что голова кругом идет. Ага, вот и бабуля кажется это поняла. Во всяком случае цвет ее лица теперь мне нравится.
Свет зажгли. С потолка спустился трехэтажный торт в жутких розочках. Новая напасть – у меня вся голова засыпана конфетти, которые летят все с того же потолка. Расстарались они со спецэффектами. Нам всучили огромный узорчатый нож, и я по привычке стала прикидывать, что от одного удара таким ножичком человек может переставиться с чистой совестью. Я держу нож, Алекс – мою руку, и таким макаром делаем по надрезу на каждом этаже торта. Все почему-то страшно радуются. По-моему, им уже все равно, чему радоваться. Ох, тяжело вам будет завтра на работу тащиться, родные мои!.. Хотя – завтра ведь суббота, может, шеф сжалится? Вот он сегодня какой веселый.
Накормили с Алексом друг друга с ложечки кремом от торта, опять же вызвав бурное веселье, аплодисменты и вспышки фотоаппаратов. Господи, вот жизнь у всяких там звезд! У меня уже в глазах рябит от повышенного внимания ко мне. Вдруг вспомнила, что после завтрака целый день ничего не ела, не считая этой ложечки крема. Надо же, даже забыла об этом. Даже не хочется есть. Но бабуля меня заставила поужинать как следует, едва мы с Лексом вернулись за свой стол.
– Ребенок из-за тебя тоже голодный, непослушная ты девчонка! – грозно сказала она в ответ на мои слабые протесты. Алекс ее поддержал, и я покорилась.
Вечер подходил к концу. Я со страхом представила, сколько полезных в хозяйстве вещей надарили нам сегодня гости, у меня даже закружилась голова, когда я подумала, куда же мне все это девать. Мне хотелось домой, побыть с Лексом в тишине и покое, но я понимала, что уж последнее-то вряд ли, раз бабуля у нас ночует. Но тем не менее слабая надежда на спокойствие у меня все же теплилась.
Уже приходили повара за чаевыми – с традиционным «плачем» о том, что у кухарки сгорел фартук и ее надо теперь пожалеть и одарить ее, хотя я точно знала, что кухарки тут в помине нет, а есть высокий толстый шеф-повар с пышными усами, которому плакать о переднике уж точно неприлично. Я его сама видела, когда мы с Элизой ходили приводить себя в порядок. Но – традиция, ничего не поделаешь, так что за кухарку сойдет и дядька с усами.
Потом гости стали сонно моргать и осовело оглядываться по сторонам. И стало понятно, что длинный счастливый день подошел к концу.
Как мы с Алексом вернули друг другу долги.
Под торжественную музыку сонных музыкантов, которые ко всему успели прилично выпить пока их заменял диджей, мы с Алексом встали и двинулись к выходу, поочередно прощаясь и калякая с каждым из гостей. Все были счастливы, довольны и поздравляли нас снова и снова. Некоторые гости снова уезжали куда-то, ведь не все жили в Вене, и с ними мы разговаривали гораздо дольше. С Хелом Алекс, Крис и Лео прощались долго и обстоятельно. Рекс его как следует вылизал и долго терся о его штанину, грустно подвывая. Немножко даже грустно было. Я вообще не люблю прощания, расставания и проч. Мне тоскливо становится от этого. Хочется сесть вместе с Рексом возле окна и завыть на луну. Или уж на лампочку, если луны нет.
Вышли на улицу. Вдруг – какой-то свист, грохот, невольно сжимаю руку Алекса…Ф-фу, да это опять салют. Ох уж этот мне Кристиан с его спецэффектами. Напугал меня сегодня до смерти. Хотя, кстати, салют очень красивый. Все смотрят на небо, как зачарованные, и ночь такая красивая, морозная и безветренная. И снежок кое-где лежит, искрится под сполохами на небе. Красиво как, Боже мой…И наконец-то Алекс рядом… Бабуля на меня накидывает мое пальто, объявляет меня несносной девчонкой и тоже устремляет взгляд на сказочное небо. Искры салюта отражаются в сверкающих машинах на стоянке перед рестораном и в линзах очков Петера и Лео, который задумчиво курит свою неизменную сигару. У скептика Фрица, который точно знает, что в салюте ничего волшебного нет, что это достижение химии и пиромании, на лице блуждает довольная улыбка. Вот Крис и Элиза, держатся за ручку и счастливыми глазами смотрят больше друг на друга, чем куда-то еще. Смешные какие, как дети. Рекс, как видно недоумевая, чего все уставились на разноцветные искры, переминается с лапы на лапу и часто дышит, выпуская в морозный и прозрачный, как стеклышко, воздух пар и вывалив дрожащий плоский язык. Я взглянула на Алекса, возвышавшегося возле меня, неподвижного, как памятник, и улыбнулась: у моего памятника на макушке опять торчал не приглаженный вихор волос. Какой он все-таки милый…
Ой, я уже, оказывается, в машине…рядом со мной Алекс, напротив – бабуля и Рекс. Мимо, задиристо и весело просигналив, проносится красный Форд – за рулем Крис в своей бордовой рубашке, рядом с ним – этот ангел без крыльев, в миру Элиза. Хорошо что она рядом, кстати, а то я немного беспокоилась, как этот лихач поедет домой, но теперь он будет хоть немного осторожен, я надеюсь. Он всегда водит так, словно он на гонках, но тем не менее удивительно аккуратно и плавно и не нарушая правил дорожного движения. А вот я вожу по-разному – то рывками, то вообще медленно и тихо, по настроению…у меня ведь и характер такой, разный…может, поэтому я нравлюсь Алексу?..
Рекс дремлет, положив голову на колени бабуле, которая, похоже, забыла, что он не стерильный, и задумчиво чешет ему за ухом. Рекс во сне блаженно урчит. Значит, все в порядке, они с бабулей подружились. Я закрыла глаза, ощущая плавный ход машины, и положила голову Алексу на грудь. Иногда приоткрываю глаза, чтобы убедиться, что он рядом, с улыбкой смотрю на него. Как всегда взъерошенный, с расслабленным узлом галстука и расстегнутой верхней пуговицей, с счастливым видом смотрит за окно и постукивает пальцами по собственному колену. Ой, Алекс, ты прости, конечно, но я сейчас завалюсь спать, едва окажусь в постели рядом с тобой. Только еще мне бы распустить эту тяжеленную прическу с рисинками, розами, конфетти и прочим хламом. На это, кажется, уйдет полночи. Алекс думает, что я сплю, и осторожно и нежно целует в лоб. Наверно, бабуля тоже задремала, иначе она бы такой вольности не допустила. Открываю глаза – так и есть, бабуля спит, Рекс тоже, а за окном снова падает снег. Пара снежинок прилипла к оконному стеклу, и я рассматриваю их сложный причудливый узор. Их сложное переплетение напоминает мне судьбы людей, которые пересекаются, расходятся и составляют такое же кружево, которое называется судьбой. И у меня в памяти прокручивается вся наша с Алексом история – начиная с первого дня, когда я его увидела, как мы вместе пошли в первый раз на задание и меня чуть не угробили, и как я все собиралась ему сказать, что люблю его, да так и не собралась. Зато могу сейчас сказать это сколько угодно раз.
– Алекс, – тихо позвала я, проводя ладонью по его груди.
– Ты не спишь? – так же тихо отвечает он, ловит мою руку и прижимает к своей щеке.
– Почти сплю, – улыбнулась я. – Тебе опять пора бриться, у тебя щека колючая.
Алекс горестно вздыхает, чтобы меня рассмешить, и ему это удается.
– Но все равно ты очень милый, – говорю я, с интересом глядя в его глаза. Свет от уличных фонарей, мелькая, полосками освещает его, и я вижу, что он весело улыбается мне, а в глазах снова прыгают подозрительные искорки.
– Это хорошо, что я тебе нравлюсь, – самодовольно отвечает он, тщетно пытаясь найти мою талию среди десяти воздушных юбок.
– Знаешь что? – оживилась я. – Я хочу тебе сказать, что…
– Не надо продолжать, все и так ясно. Я тебя тоже. И гораздо сильнее.
Я засмеялась – опять он не дает мне сказать этой фразы, как в первый раз.
– А все-таки я тебя очень люблю, – выдаю я, довольная, что вернула долг прошлого. – А то в первый раз мне никак не удавалось тебе это объяснить.
Алекс смеется, хотя, наверно, не понимает всей глубины моих мыслей.
– Раз уж на то пошло… – он вплотную наклонился ко мне и весело посмотрел мне в глаза. – Первый поцелуй нам сорвал Рекс…это необходимо исправить.
И он медленно и ласково поцеловал меня. Я знала, что сейчас поцелуй сорвет бабуля, которая непременно проснется на самом интересном месте, но мне было все равно. У нас впереди новая жизнь, новые радости и проблемы, но я верю, что она все равно будет счастливой, потому что рядом те, кого я люблю…»
29.11.2004 – 04.12.2004.